Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Алло, это Московское общество имагогов-майоров? Семен Пэ Школьников? Слушай меня внимательно. Хватит возиться со своими банковскими счетами. У меня есть для тебя настоящая работа. Придется, правда, немного в земле повозиться, но зато есть шансы найти дневник Уткина. Короче, срочно ищи бригаду хороших ассенизаторов. А я еду в офис Кроткова.
…Дискету Турецкий обнаружил там, где и указал Кротков, – в папке под номером двенадцать. Тем более что это была единственная пронумерованная папка, номера с первого по одиннадцатый отсутствовали, равно как и номера больше двенадцатого. Хотя бумаг в офисе было предостаточно. Как в архиве. И все – ни о чем – старые счета, расписки, квитанции… Такое впечатление, что Кротков хранил даже прокомпостированные билеты на троллейбус с тех самых пор, когда он еще ездил в городском транспорте.
Сунув дискету в компьютер, стоявший тут же в приемной Кроткова, Турецкий был разочарован – программа загрузки требовала пароль, которого Кротков не сообщил. Доставленная в контору по этому срочному поводу кротковская секретарша только виновато пожимала субтильными плечиками и выражала полную готовность к сотрудничеству. Тем не менее помочь ничем не смогла, ибо дискеты этой она прежде никогда не видела, а выданные ею на уровне озарения комбинации из букв и цифр, включавшие инициалы Кроткова, дату его рождения, почтовый индекс и номер телефона, были отвергнуты программой как некорректные.
Заехав специально для этого в СИЗО «Лефортово», Турецкий, уже еле сдерживаясь, недвусмысленно попросил арестованного:
– Назовите, будьте так любезны, пароль для программы загрузки, – и продемонстрировал Кроткову изъятую дискету. Но Кротков только повторил телодвижения своей секретарши, то есть с добродушной улыбкой пожал плечами:
– Не помню. Видите ли, он шестнадцатиразрядный, а у меня всегда были проблемы с запоминанием длинных чисел. Но в том кейсе, который вы, конечно, тоже нашли, на такой желтенькой бумажке все записано.
Насчет кейса Турецкий промолчал. Если он там все-таки был, значит, они изрядно лопухнулись и Кроткову об этом знать не обязательно. «А если это все липа, то я его самого на этой свалке, под этим дубом похороню и заставлю этой дискетой могилу себе рыть».
Турецкий отдал дискету специалистам из НИИ криминалистики, но и там пожали плечами. «Взломать»-то ее было можно, но потребуется неделя, может, больше, и вероятность того, что всю информацию удастся прочесть, не слишком высока.
Турецкому оставалось повторить жест дня – пожать плечами и ждать неделю. Но сдаваться без боя не хотелось, и он отправился в Столешников переулок, где на одном пятачке в семьдесят квадратных метров наблюдается самая высокая концентрация московских хакеров, ибо там располагается «Интернет-бар», где пиво подают прямо к компьютеру.
Возраст публики в баре колебался от двенадцати до сорока – сорока пяти, и реплики собравшихся состояли в основном из незнакомых ему слов, и Турецкий почувствовал себя старым неотесанным динозавром. Он осторожно тронул за рукав вихрастого парнишку в круглых тонких очках, который задумчиво разглядывал отбрасывающий яркие блики компакт-диск с таким видом, будто мог читать с него и без лазерного дисковода.
– Кто тут у вас самый умный?
– А что, дядя, проблемы с компом?
На дядю Турецкий обижаться не стал:
– Мне бы дискету прочесть…
– Витала, – позвал парень, и за соседним столиком от банки «Туборга» отвлекся бородатый… негр неопределенного возраста. – Тут дяде флопик крекнуть требуется.
– Пиво ставишь, дядя? – весело поинтересовался Витала.
Турецкий, не очень-то веря, тем не менее энергично закивал головой, осторожно вкладывая дискету в большую розовую ладонь негра. Витала рассмотрел диск на свет, попробовал согнуть, поковырял ногтем поверхность, на зуб, правда, класть не стал и сунул в ближайший дисковод.
– Там что, архив Des Todes?
– Типа того… Это надолго? – осведомился Турецкий.
– Дядя, а ты не пробовал завесить четвертую полуось из-под DOS-сессии?
– Нет, – сказал Турецкий чистую правду.
– А когда-нибудь двоичный код вручную переписывал?
– Нет, но зато я знаю, где у него кнопка, – Турецкий уверенно ткнул пальцем в клавишу.
Расшифровка заняла минут семь. Витала выдернул дискету, прежде чем Александр Борисович успел что-то прочитать на экране монитора:
– Ты про пиво не забыл?
Турецкий с готовностью полез в карман за деньгами.
– Извини, дядя, но дискета твоя, во-первых, сама глюканая, а во-вторых, на ней только аварийная копия заглюканной программы «Клиент-банка» с данными о платежах за январь прошлого года. Ты это искал? – Он тоже пожал плечами, но не от бессилия, а как бы извиняясь, и, отобрав у опешившего Турецкого зажатую в кулаке купюру, пошел заказывать пиво.
На Большую Дмитровку Турецкий вернулся в состоянии тихого бешенства. Изида Сигизмундовна тут же доложила, что уже дважды звонили из «Лефортова»: заключенный Кротков рвется на допрос.
– К черту, – чихая, сказал Турецкий. – Никуда не поеду, пусть привозят его в Генпрокуратуру.
– Вы что, за идиотов нас всех тут держите, – спросил он Кроткова возмущенно спустя полтора часа, когда для формального участия в допросе прибыл Школьников. Турецкий все еще выступал в качестве потерпевшего, принимающего участие в очной ставке.
Кротков в недоумении уставился на него:
– Пароль не сработал?
– И что я, по-вашему, должен был найти на этой дискете?
– Не знаю, – задержанный пожал плечами, – я сам не смотрел, руки как-то не дошли. Диск изъят из сейфа Уткина вместе с документами, и я справедливо полагал, что там секретный архив его грязных делишек. Или нет?
– Или нет!
– Да не нервничайте так, гражданин начальник. Уткин – это уже не актуально. Я хочу сделать заявление…
– Прикажете за журналистами сбегать? – учтиво спросил Школьников.
– Хорошо бы. Родина должна знать своих героев. Итак, – Кротков откашлялся, – находясь в здравом уме и твердой памяти, заявляю, что сам, своими руками убил бывшего единомышленника и бывшего товарища по «Новой народной воле» – Сенатора, который вам, наверное, был больше известен как глава домодедовской группировки. Оригинальная фамилия необязательна.
Но Турецкого уже трудно было удивить. А почему, собственно, он не мог убрать Сенатора? Только, пожалуй, Кротков поступил тактически неверно. Если бы он так и начал свои признания, это выглядело бы абсолютно правдоподобно, но теперь, после того как он взвалил на себя лавры убийцы Уткина, Турецкого мучили смутные сомнения: а уж не лжет ли он, как Троцкий?
Несмотря на неутихающие слухи о том, что Сенатора убрали (на чем особенно настаивал грязновский знакомец капитан Лихачев из РУОПа), официально считалось, что его смерть наступила от вполне естественных причин. Он страдал хронической аневризмой, и в момент нервного перенапряжения организм его не выдержал. В результате – смерть от разрыва аорты. (Как, кстати, и у тещи Лозинского!)