частным квартирам, и самое большее, чего они могли достигнуть, было обещание Святополка-Мирского смотреть на их собрания сквозь пальцы. А теперь съезд собрался публично, земства и города формально избрали на него своих представителей, польские политические партии прислали делегатов, так же как и области казачьих войск, Кавказ, Сибирь. Иностранные газеты откомандировали на съезд корреспондентов. Масса публики посещала заседания. А Витте прислушивался к постановлениям съезда и соразмерял с ними свои планы. Большое место уделено было на съезде польскому вопросу. Группа, возражавшая против идеи автономии Польши, осталась в решительном меньшинстве. Подавляющее большинство высказалось за польскую автономию, подчеркивая, что автономия не имеет ничего общего с отделением Польши от России, а, напротив того, должна скрепить единство империи. А так как введение в Польше военного положения было мотивировано обнаруженными там автономическими течениями, то съезд высказался за отмену там военного положения, и Витте в скором времени это указание съезда осуществил: военное положение было снято. Гвоздь съезда состоял в определении общей политической позиции земцев-конституционалистов. Съезд высказался за поддержку кабинета Витте, поскольку он будет стоять на почве конституционных начал. Предложение высказаться за созыв Учредительного собрания было отклонено значительным большинством голосов (137 против 80), и этим была проведена грань налево. Но в то же время съезд высказался (204 голоса против 23) за предоставление Государственной думе учредительных функций в виде выработки Думою новой конституции на основе всеобщего избирательного права. Комитет социал-демократической партии выступил против этого съезда с резолюцией о том, что единственным выходом из положения должно быть свержение существующего правительства посредством вооруженного восстания и затем созыв Учредительного собрания с целью установления демократической республики и удовлетворения всех требований пролетариата. В ближайшее время действительно были сделаны попытки революционного переворота. В начале ноября конспиративная организация объявила вторую всеобщую забастовку. Она потерпела совершенную неудачу. Население не обнаружило желания примкнуть к этому призыву. Эта попытка была просто-напросто политически безвкусна. Инициаторы ее не понимали, что весь успех октябрьской забастовки состоял в том, что она вылилась стихийно из общего напряженного настроения и что такие эксперименты нельзя повторять ежемесячно по произволу никому не ведомых вождей. Были впоследствии и другие попытки такого же рода. 8 декабря появилось общее воззвание от совета рабочих депутатов С.-Петербурга, от партийных комитетов c.-д., с.-р. и еврейского бунда о новой всеобщей забастовке впредь до созыва Учредительного собрания. И это воззвание повисло в воздухе без всяких практических последствий. Затем в декабре же 1905 г. в Москве произошло нечто вроде вооруженного восстания. В течение некоторого времени на митингах, на концертах, на лекциях открыто производились сборы пожертвований на вооруженное восстание. Помню один концерт, на котором выступал Шаляпин. После его пения на эстраде появился Тан и сообщил публике, что "его величество народ желает заявить свою волю с оружием в руках, и Федор Иванович сейчас сделает нам честь, обойдет публику для сбора пожертвований на восстание". Происходило это в частной гимназии Фидлера, в которой был устроен один из операционных пунктов восстания, и училище было разгромлено из артиллерийских орудий. Декабрьское восстание в Москве было предпринято чрезвычайно легкомысленно; воздвигнуты были баррикады в некоторых переулках; какие-то люди рубили телеграфные столбы; была стрельба; это тянулось около недели, но с самого начала было очевидно, что восстание нисколько не подготовлено и лишь предоставляет правительству удобный и легкий случай проявить свою победоносную силу. В Москву был прислан из Петербурга Семеновский полк (командир его Мин был вскоре за тем убит революционерами; то была месть за подавление восстания), и против восстания были приняты самые суровые меры. Наиболее сильное сопротивление было оказано в рабочем Пресненском районе, и "Пресня" была подвергнута полному опустошению. Это быстрое подавление восстания укрепило положение власти, что немедленно отразилось в ряде фактов. Гораздо серьезнее было положение дел в Прибалтийском крае. Там, в сущности, началась борьба латышских крестьян против немецких баронов, властвовавших в крае при поддержке петербургского правительства. Восставшие провозгласили Латышскую республику. Правительство двинуло туда военные силы и назначило временного генерал-губернатора. Военные репрессии были там применены с большой жестокостью, и внешнее водворение порядка сопровождалось скоплением глухой, подавленной злобы в местном населении, что и дало себя знать позднее, при ином сочетании условий и обстоятельств.

В этой разгоряченной, взбудораженной атмосфере 5 — 11 января 1906 г. состоялся в Петербурге второй съезд конституционно-демократической партии. Я поехал на этот съезд, принял участие в его дебатах и был избран в члены центрального комитета партии, каковым и продолжал затем состоять вплоть до того момента, когда центральный комитет в своей значительной части эмигрировал после большевистского переворота за черту досягаемости большевистской власти, а я был одним из немногих оставшихся на месте и обрекший себя тем самым на частые и продолжительные тюремные заключения, постоянные обыски и ежеминутную опасность внезапно быть "выведенным в расход".

Второй съезд к.-д. партии имел большое значение для партии. Учредительный октябрьский съезд происходил впопыхах при ненормальной обстановке всеобщей забастовки. Очень многие лица, и среди них некоторые очень видные участники политического движения, приведшего к учреждению к.-д. партии, совсем не могли попасть в Москву из-за забастовки и не приняли участия в учредительном съезде. Теперь, накануне выборов в Государственную думу, необходимо было окончательно закрепить постановления учредительного съезда и определить предстоящую линию политического поведения. Этот съезд был очень многочислен. Зала Тенишевского училища была переполнена делегатами и публикой.

Перед центральным комитетом стояла нелегкая задача. Тотчас после образования к.-д. партии число ее членов быстро стало разрастаться, и стало ясно, что это будет многочисленнейшая и авторитетнейшая партия, которой предстоит важная роль в политической жизни страны. В сущности, в к.-д. партию хлынула вся та часть русской интеллигенции, которая не примыкала ни к реакционерам и к охранителям, ни к сторонникам социальной революции в смысле немедленного переустройства общества на социалистических началах. Но ведь в этих пределах открывалась возможность чрезвычайно широкого разнообразия мнений, настроений и политических темпераментов. Это обусловливало сильный численный рост партии; но это же и создавало опасность разноголосицы в среде самой партии. И противники партии и справа и слева с самого же начала стали предсказывать, что партия не выживет и что она обречена на раскол, на распадение на куски. Такие предсказания возобновлялись перед каждым съездом к.-д. партии, и ни разу действительность их не оправдала. Чем можно объяснить это явление? Искусным составлением компромиссных формул? Конечно, такое объяснение было бы слишком поверхностным. Нельзя не признать, что П.Н. Милюков, обыкновенно выступавший на партийных съездах с основным тактическим докладом, обнаруживал чрезвычайное искусство по части изобретения таких формулировок, в которые удобно укладывались разнообразнейшие