оттенки мнений. Но: 1) сглаживать и примирять разноречия можно вообще только до известного предела, поскольку эти разноречия все же не колеблют некоего основного общего принципа, в котором и заключается существо дела; 2) для успеха примирительных формул все же необходимо наличие внутреннего желания спорящих прийти к соглашению. И если, несмотря на пестроту и социального состава, и политических настроений, отличавшую партию к.-д., предсказания о неминуемом расколе не подтверждались, это, конечно, зависело всего более от того, что в основе всей жизни и деятельности партии лежали некоторые идеи, имевшие высшую ценность для всех, кто объединялся под ее знаменем. Мне думается, что таких основных идей было две: 1) правильный общественный порядок, могущий обеспечить нормальное развитие духовных и материальных сил страны, должен основываться на сочетании политической свободы с установлением социальной справедливости мерами государственного воздействия. Именно идея неразрывного сочетания того и другого была характерна для того течения общественной мысли, которое воплотилось в партии к.-д. Либералы манчестерского типа, как известно, в принудительных социальных реформах усматривали насилие над свободой. И именно такие тенденции сказывались в конституционных партиях, стоявших правее к.-д., - как, напр., партия торгово-промышленная и Союз 17 октября, — которые хотели конституции с сохранением незыблемости социальных привилегий имущих классов. Партия к.-д. в противоположность тому выдвигала требование глубоких и решительных демократических социальных реформ, не останавливаясь перед принудительным отчуждением потребной для таких реформ части имущественных благ состоятельных классов. С другой стороны, в социалистических кругах русского общества долгое время господствовало предубеждение против конституционного строя, как против "господской затеи", могущей только укреплять властное положение состоятельных классов и пригнетение классов неимущих. Это течение в политической свободе видело опасность для социальной справедливости и полагало возможным достигать последней диктаториальными приемами. Эти первоначальные народнические иллюзии, правда, с течением времени отступили на задний план, и неонародники от них уже отказывались, признавая все значения политической свободы в ходе борьбы за народное счастье. Но все же отголоски этих былых иллюзий в той или иной форме сказывались подчас в известных кругах интеллигенции. Партия к.-д. порывала с такими отголосками решительно и целиком. Только на почве закономерной свободы считала она возможным здоровое и плодотворное усовершенствование социальных отношений на началах социальной справедливости. И вместе с тем политическая свобода являлась для нее и сама по себе великим благом, удовлетворяющим стремления, глубоко заложенные в природе человеческого духа. По всем этим причинам достижение подлинного конституционного строя ставилось этой партией во главу угла политической работы. Отсюда вытекала и другая основная идея представленного этой партией течения: не отрицая необходимости и неизбежности революционных методов борьбы в исключительные моменты политической жизни, партия всегда считала более предпочтительным путь закономерной эволюции. И это предпочтение проистекало из той идеи, что способы и приемы борьбы за известные идеалы сами по своему существу не должны этим идеалам противоречить, но должны представлять собою своего рода школу, воспитывающую людей в духе этих самых идеалов. Вот почему и вооруженное восстание и установление всяких деспотических диктатур не вызывали сами по себе никакого энтузиазма в людях этого умонастроения, и раз появилась в виде Государственной думы арена для закономерной борьбы за свои идеалы, — работа на этой арене признавалась этой партией предпочтительной пред всякими революционными эксцессами, покуда не были бы исчерпаны все способы закономерного характера. Вот почему партия к.-д. не сочувствовала ни идее бойкота выборов в Государственную думу, ни повторным попыткам произвести всеобщую забастовку, ни планам вооруженного восстания.

Такова была совокупность идей, к которой всегда была обращена стрелка на политическом компасе к.-д. партии. И это именно обстоятельство создавало возможность достигать согласительных решений при внутрипартийных спорах. Тем не менее такие споры всегда существовали, ибо в указанных пределах были возможны многообразные оттенки. И, конечно, именно на первых порах, в начале существования партии приходилось применять особые усилия для закрепления известной средней, равнодействующей линии, на которую можно бы нанизать отклонения в сторону крайностей направо или налево. В этом отношении II съезд и являлся первым, а потому и особенно важным пробным камнем.

Основное значение съезда состояло в том, что на нем руководителям партии удалось свести некоторые пылкие крайние увлечения, прорывавшиеся на съезде, к более осторожным положениям, диктуемым реальной политикой текущего момента. Это касалось и программы и тактики. Первоначальный текст программы, принятый на октябрьском съезде, совершенно умалчивал о форме правления. Объяснялось это тем, что партия никогда не придавала выбору формы правления принципиального значения. Для правых партий монархия являлась священным устоем. Для левых — республика служила одним из членов политического символа веры. Для партии к.-д. выбор между тем и другим был не вопросом принципа, а вопросом целесообразности, лишь бы были утверждены конституционно-демократические начала. Однако надо было определить, какую же из этих двух форм надлежит признать практически осуществимой при наличном сочетании жизненных условий. И вот II съезд и признал, что требование установления республики не может быть введено в данное время в число задач практической политики. И в программу было введено, что Россия должна быть конституционной парламентарной монархией. Эго вовсе не исключало возможности участия в партии лиц, исповедующих республиканский идеал. Эго только означало, что партия смотрит на свою программу не как на собрание идеальных норм, а как на систему практически осуществимых в данное время положений. Соответственно той же тенденции требованию созыва Учредительного собрания с всею полнотой власти, выдвигавшемуся крайними левыми партиями, съезд противопоставил требование предоставления Государственной думе учредительных функций в смысле составления "основного закона".

По этим вопросам соглашение было достигнуто без особых затруднений. Зато — большая разноголосица развернулась по аграрному вопросу. Ряд делегатов высказывался за полную национализацию земли. Другие, признавая необходимым сохранение частной собственности на землю, шли в ограничении ее гораздо дальше первоначальной редакции партийной программы. Туг сказалось то обстоятельство, что в партию — в особенности в провинции — вошло немало людей, которые в прошлом были довольно тесно связаны с социалистическими народническими кругами и, отделившись от этих кругов по чисто политическим вопросам, продолжали исповедовать их идеологию в области вопросов социальных. В основном партия осталась при той аграрной программе, которая была выработана комиссией экономистов — Чупровым, Герценштейном, Мануйловым, Кауфманом — и земских деятелей — Петрункевичем, Якушкиным, Черненковым, Мухановым и др. То был проект широкой аграрной реформы на основе образования государственного земельного фонда при помощи принудительного отчуждения части частновладельческих земель за узаконенное вознаграждение. Но возникшие на съезде продолжительные дебаты вызвали необходимость уточнить ряд вопросов, и съезд кончил избранием особой комиссии для дальнейшей разработки этой части программы.

Еще острее проявились на съезде отзвуки крайних левых