Я и сама это понимаю. Зато взамен обрела возможность быть собой. Освальд увидел во мне личность, стал относиться уважительно… Но… не самообман ли это? Может быть, он возится со мной и терпит, потому что ему, цинику, смешно наблюдать за трепыханиями горделивой мечтательницы? Развлекается, делая ставки, когда приползу проситься обратно? Не просто же так намекает, что примет гувернанткой вновь…

Я не знала, что ответить. На мгновение мне даже показалось, что он смотрит с жалостью, что неожиданно и обидно.

— Смотря с чем сравнивать, — потеребила кружево на рукаве, подбирая слова, чтобы не дать в обиду себя, но и не рассориться с герцогом. — По моим меркам результат скромный, однако я довольна им. По вашим — он ужасающе плачевный, и я совершила глупость. Но как бы то ни было, сдаваться на полпути я не собираюсь.

«Не понимаю: ему-то какое дело?» — опустила глаза и принялась рассматривать резные ножки стола и замысловатый паркет кабинета.

— Похвально, — герцог задумчиво постучал пальцем по отполированной до блеска темной столешнице. — Ради него вы согласны и дальше подвергаться лишениям?

— Не знаю, — пожала плечом. — Но если отступлю — всю жизнь буду жалеть о слабости.

— Разве сила женщины не в слабости? — пронзил невероятным, снисходительно-покровительственным взглядом, от которого меня бросило в озноб. Как же хотелось согласиться, сдаться, слезно покаяться и вновь ощутить его объятия! Но я понимала: покажу слабость — и он вновь станет заносчивым Веспверком, а я зависимой от него гувернанткой, почти прислугой, купленной вещью.

— При сильном мужчине она может быть слабой, взбалмошной и просто прелесть какой дурочкой. Но я одна и мне такая роскошь непозволительна.

— Вот как? — сощурился Освальд. Вмиг атмосфера стала напряженнее, несмотря на косые солнечные лучи, заливавшие комнату весенним светом.

— Это только мое мнение, — пояснила деликатно, однако сочла необходимым напомнить. — Будь я слабой — разве интересно было бы со мной Вейре? Пересеклись бы наши пути?

— Хорошо, я понял, — кивнул герцог и принялся сортировать листы, показывая, что разговор окончен.

— Доброго вечера, Ваша Светлость, — пожелала я и покинула кабинет.

* * *

Через несколько дней, измотавшись до предела, я наконец-то поставила точку в первой книге про Эльзану. Если история станет популярной — напишу продолжение, а пока надо придумать, как издать эту, не выдав себя.

Книга содержит жаркие сцены. Пусть относительно целомудренные, но мне светиться нельзя. Тогда как расхаживать с рукописью по печатным дворам? А никак, поэтому пришлось снова обращаться к госпоже Апетен.

Пока я рассказывала вкратце сюжет любовного романа, для кого он написан, на какой бумаге будет напечатан, владелица издательства удивленно поглядывала на меня поверх чашечки, что сжимала в небольших ладонях. Кажется, она настолько ошарашена, что не сделала ни глотка. Неужели все так плохо?

— Вы удивили меня. Даже очень, — произнесла госпожа Апетен, когда выслушала. — Ничего не обещаю, пока не полистаю историю. Потом подумаем, что можно сделать.

Не это я ожидала услышать, однако пришлось оставить рукопись и вернуться домой. Но уже на следующий день получила записку с приглашением срочно приехать в контору.

Я думала, что сейчас сообщат: такую дурость печатать не будем! Но Апетен встретила меня с довольной улыбкой.

— Необыкновенно! Только рекомендовала бы подправить некоторые сцены, чтобы не попасть под цензуру. Надо же! Незаконнорожденная дочь графини! Тиаран! Гарем! Страсть! Кстати, вторая книга будет?

— Если пойдет первая.

— Пойдет! — уверено кивнула хозяйка издательства. — Это будет скандал года!

— Но мое имя должно остаться в секрете, — напомнила я требование. — И еще я не смогу развозить книги по лавкам. Я заплачу.

— Как насчет мужского псевдонима?

— Не против.

— Договорились!

Мы условились встретиться через два седмицы и обсудить первые результаты.

Только как же долго тянется время!

С замиранием сердца я ждала новостей.

Пусть книга напечатана на самой дешевой бумаге — я потратила все свои сбережения. И если продажи провалятся, придется снимать деньги с банковского счета или просить Освальда о жаловании… Страшно!

Чтобы успокоиться и отдохнуть, после Веспверков приезжала к Ильноре и много времени уделяла Жужу. Мы гуляли по саду, вспоминали команды, благо, брошюра с правилами этикета всегда под рукой и по прежнему помогает установлению взаимопонимания. А набегавшись, я так уставала, что вечером сразу засыпала крепким сном.

Сегодня Жуж вредничал, я нервничала, и когда Мигрит, свесившись из окна, позвала:

— Ваша Милость! Графиня в гостиной… ждет… — не стала ее дослушивать.

Подхватила пса и коротким путем, через черный ход, поспешила к Ильноре.

Привычным жестом толкнула дверь, влетела в комнату и… замерла — потому что на меня смотрел рослый, представительный мужчина лет сорока…

«Кажется, Мигрит что-то кричала о госте…» — спохватилась, только было поздно.

— Простите, — опустила голову. — Не знала, что у нас гости. — Попятилась спиной к двери, но графиня не дала ускользнуть.

— Корфина, это маркиз Жеом Ньес. Маркиз Ньес, это моя воспитанница — Корфина Мальбуер, — представила меня, вставшему с кресла гостю.

Маркиз поклонился, и я снова отвела глаза, смущенная любопытным мужским взглядом.

Рослый гость, высившийся надо мной на целую голову, снисходительно рассматривал мое скромное платье просторного фасона; растрепавшуюся прическу; Жужа с чумазыми лапами, лаявшего и пытавшегося спуститься с рук, чтобы добраться до чужака…

— Да отпустите же собачонку! — требовательный низкий голос в уютной гостиной казался чуждым. Но от обладателя крупных черт, бакенбард и военной выправки иного и не ждешь. — Не съем я ее!

— Скорее он попробует вас на зубок, — парировала я.

— Пусть попробует! — усмехнулся маркиз и, выставив вперед ногу, продемонстрировал превосходный, идеальный начищенный сапог, плотно облегавший мужскую голень. Несомненно, некоторые дамы оценили бы мощное телосложение гостя, однако я Ньеса невольно сравнивала с Освальдом, и герцог во всем выигрывал.

Несмотря на седину, маркиз выглядит моложаво, солидно, однако даже манерой держаться явно уступает породистому Освальду, умевшему без слов, одним взглядом поставить на место не только человека, но и пса.

Жуж наматывал вокруг гостя круги, заливался лаем. И мне бы восхититься бесстрашием Ньеса, но смущало, что он не делал ни малейшей попытки успокоить пса, не попытался наладить контакта. Конечно, с Жужем такое не пройдет, но все же?

Тем не менее, делать преждевременные выводы не стала. Человек, не приближенный ко двору, может не обладать лоском и гибкостью, а по человеческим качествам даст фору любому столичному лизоблюду, поэтому я улыбнулась и прикусила острый язычок.