Освальд откинул край полотенца, достал кусок (я заранее разрезала пиццу), придирчиво понюхал и… откусил.

— На удивление, недурно, — прожевав, похвалил.

— Спасибо!

— Кстати, я позвал вас в кабинет не для этого… — он откусил еще, ополовинив кусок. — Вы уделяете время Вейре, и я ценю это. Вначале подумывал предложить некоторую сумму, как вознаграждение, только почему-то мне кажется, вы откажетесь. — Заглянул мне в глаза.

— Я прихожу к Вейре не в надежде на вашу щедрость или снисхождение. А потому что, как бы ни звучало странно, мы дружим с ним. Если возьму деньги — это уже будут совершенно иные отношения. Я благодарна за вашу заботу, и все же постараюсь обойтись своими силами.

— Если пожелаете, можете оставаться на правах гостьи.

— Благодарю, но пешие прогулки перед сном благотворно влияют на сон, — не для того отказалась от контракта, чтобы снова наступить на те же грабли. Но дипломатичность Освальда отметила. Ведь умеет же быть деликатным, когда хочет!

Он кивнул.

— Примерно такого ответа и я и ожидал. Однако, зная, что вы испытываете затруднения и при этом тратите время на Вейре, которое могли бы потратить на сочинение, я буду настаивать на компенсации ваших усилий.

— Да, какие усилия?! — улыбнулась искренне, с удовольствием наблюдая, как герцог взял из корзины еще кусок. — Вейре самостоятельный. Ему главное мое присутствие. А при появлении интересной идеи достаточно сказать: «Погоди! Сейчас запишу!» — и покачать пальцем вот так, он затихает. Даже ходит на цыпочках, лишь бы не спугнуть мое вдохновение. А делая с ним уроки, я нахожу для себя много нового. Проведенное с ним время мне в радость.

Освальд молчал, скользя взглядом по платью, простым ботинкам, выглядывающим из-под юбки, моим волосам, собранным на затылке в растрепавшийся за день узел.

— Понимаю, гордость у вас превыше всего, однако напомню: брать взаймы у пронырливых торговцев — чревато выплатой процентов или утратой прав на книгу, — он пронзил меня глазищами, более темного, грозового цвета, чем обычно. И мне стало жарко от его взгляда.

— Понимаю, — отведя глаза, чтобы скрыть смущение, принялась расправлять складки юбки. — Но с Норрит я расплатилась. Полностью.

— Даже так? Отдали последнее, поэтому спали с лица?

— Я не голодаю. А что касается вещей, то при моем образе жизни больше подходят более сдержанные фасоны.

— И на все у вас есть ответ, — вздохнул он. — Однако с мадам Кратье рекомендую быть начеку. Бульдожья хватка у нее в крови.

Освальд поразился, что я не бросилась защищать Норрит. Думал, начну с упорством юной максималистки доказывать, что между нами дружба. Однако я молчала. Сама ведь нутром подозревала, что супруга Эвиля не просто так возится со мной — чудаковатой баронессой, у которой взять нечего.

Я ждала, что он продолжил, но Освальд молчал, и, желая услышать его мнения, задала вопрос:

— Почему вы так думаете?

— Не поверите, но подозреваю, что поддерживая вас, она мстит мне, — и улыбнулся, обращая сказанное в шутку. Только его серьезные глаза говорили, что мы ведем серьезные разговор, пожалуй, впервые беседуя по душам.

— Из-за поездки?

— Нет. Из-за изобретения Эвиля, — он сидел за огромным столом, постукивая пальцем по столешнице. Насколько знаю, этот жест выдает волнение. Надо же! — Усвоив, как замечателен колокол, она затаила обиду, что я увел у нее из-под носа творение мужа. Увы, но другие открытия Эвиля, даже если случатся, не сравнятся с целебной элементалью.

— Почему вы…

— Пользуюсь лишь сам? Думаете, я эгоистичен? Жаден? — Освальд вскинул бровь и смотрел с насмешкой. — Нет. Эвиль восемь лет пытался продвинуть свое открытие. Писал статьи, рассказывал, объяснял…

— И?

— Коллеги Эвиля объявили его шарлатаном. От него даже Норрит ушла, оставив с горой чертежей и небольшой синей лампой, заявив напоследок, что разбитые надежды он может лечить своей синькой. Эвиль опустил руки, разбил лампу и начал пить. Ему пришлось устроиться в лекарскую ассистентом, чтобы хоть как-то прожить, где я его и нашел.

— Я не знала.

— Став нашим семейным врачом, у Эвиля появились состоятельные клиенты, деньги — отношения между супругами наладились, но… все могло сложиться иначе. Считайте, я спас изобретение и жду, когда общество дозреет до того, чтобы принять целебную элементаль. А вы склонялись к мысли, что я жадный эгоист? — Освальд широко улыбнулся, при этом испепеляя меня жгучим взглядом. И хоть он сидел на значительном расстоянии, я кожей ощущала его обаяние, мужскую энергетику, флюиды. О, Боже! Когда же я избавлюсь от симпатии? Нужно срочно! Срочно заняться личной жизнью, пока не прыгнула в омут с головой. Этот ведь упрям и пока не добьется своего — не отлипнет.

— Бедный Эвиль! — вздохнула я.

— Вернемся к нашим делам. Иногда я, Корфина, поражаюсь вашему упрямству. Оно источник силы, но порой и бед. А я хотел бы, — уточнил укоризненно, — чтобы у вас было все хорошо. Не стоит воспринимать мои предложения, как попытку задеть вас.

Вейре поедет к вам, а я не знаю, где вы разместите его? У вас комната меньше детской.

— Никогда не стоит зарекаться от бедности и верить в свою непоколебимость, потому что неисповедимы пути судьбы, — ответила и заметила странный взгляд Освальда.

— Не хотите вернуться?

— Если честно, иногда возникают подобные мысли. Но… — повертела головой. — Нет.

Он грустно улыбнулся.

— Уже поздно: поедете в карете. И не вздумайте спорить!

— Разве герцогская карета у скромного дома не привлечет алчущих наживы? Боюсь, нас с мадам Уидли попытаются ограбить.

— В надежде найти богатства, подаренные Веспверком? — поддел Освальд, открывая выдвижной ящик письменного стола. — Иногда вы бываете весьма благоразумны.

Он достал бумаги, перевязанные лентой, и протянул мне.

— Что это?

Не дождавшись ответа, развернула листы и пробежалась по строчкам:

«Поверенный… Мельского магистрата Вейской провинции и свидетели в лице… удостоверяют, что 16 авия 87 года правления династии Эльбергов… Эндина Моурия Силь Мальбуер, в девичестве Шатере, состоящая в браке с Торузе Ренде Мальбуер Эр Вариа… родила Корфиану Теаре Ледель Мальбуер…»

Понадобилось время, чтобы сообразить, что речь идет обо мне.

— Это… Это мои документы?! — прижала листы к груди и посмотрела на герцога с таким восторгом, что он проворчал:

— Нормальные леди радуются ювелирным украшениям, и только вы, Фина, бумагам!

— Вам же эти бумаги достались не просто так! Мне без вашей помощи их вовек не видать и жить не пойми кем! — я заморгала, чтобы скрыть слезы радости. — Это с бумажкой ты человек, а без бумажки — не пойми кто!