– А возраст? Тебе же не нравилось…

– Неважно.

Господи, как же неважно.

– Пригласишь на свадьбу? – вымучиваю я улыбку.

– Сбавь обороты, Сова, – хихикает он. – У нас букетный период.

Я наблюдаю за Киром, счастливым и беззаботным, и понимаю, что не воткну в запястье флешку Рене. Я хочу чувствовать. Хочу жить. Хочу знать, что со мной было. Пусть даже умирать от этого – я хочу.

– Сова? Тебе опять плохо? Черт, а я Карину за хлебом послал!

– Нет, все в порядке, – успокаиваю я его.

– Ты странно себя ведешь.

– Я просто решила.

– Что?

– Помнить, – говорю я и встаю, отчаянно борясь с головокружением.

– Куда ты торопишься? Полежала бы.

– Мне лучше. Спишемся. Извини, что не звонила.

– Да я не в обиде, – чешет затылок Кир. – Ты вернулась, это главное.

Он не спрашивает о третьем блоке. Мы обмениваемся взглядами, плотнее сжимаем губы. Потому что не забудем тех, кто стоял в конце очереди. Банальное «мне жаль» здесь не прокатит.

– Вот, держи. – Я вытаскиваю из кармана ключи и протягиваю Киру. – От хот-рода.

Но друг на них даже не смотрит.

– Не пугай меня. Что с Оскаром?

– Он не простил себя.

Я беру планшет Ника и шкатулку и выхожу на улицу.

Я свободна. Индикатор светится зеленым. Со мной – два мира, заключенных в капсулы. Я пересекаю дворы и окунаюсь в суету центральной площади. Как раньше, бреду по хребту ящера с передавленным хвостом.

Я скучала, город. А ты?

Я спешу. Пытаюсь быть. Думаю о завтрашнем дне, чтобы не утонуть прошлом.

Возвращайся, мой феникс. Я мечтаю возродиться. Прости, мне и в голову не приходило, что тебя зовут Ник.

Я рисую. Вчера купила мольберт и ватман. Краски были – со школы. Гуашь. И кисточки – самые разные. У меня не получится, как у нее, но… я обещала ей карие глаза и рыжие волосы.

Говорят, нужно рисовать на вытянутой руке. Я плохой художник. Кофта, штаны – все в краске. Но я продолжаю. Мазок за мазком.

Ты оживляла других – я оживлю тебя.

А потом отдам Эмили.

Прошло четыре дня с тех пор, как я впервые услышала выстрел, а в ушах до сих пор звенит. Теперь вместо кошмаров шуршит тихое «уходи». Оскар создал наш мир, но остался в нем гостем из прошлого.

Мое «нечаянно» случилось один раз. Его – тысячу.

Завтра я отнесу Ника, Эллу и Линду Ларсу. Он допишет программы и найдет тела. Я убеждаю себя, потому что… не могу по-другому.

А еще – потому что я обещала быть смелой. Он любил тебя не за это. Я повторяю фразу Ольви каждый день. Чтобы помнить, почему я здесь. Почему дышу.

Я верну Ника. Верну. Когда он проснется в новом теле, я прощу себя. Он будет гордиться мной. Мы справимся. Как справился Вилли. Как справился Марк, которому подарили второй шанс. Надеюсь, он навестит Ника. Не тем, в кого превратился, – прежним. Он изменится, я верю.

Я теперь во многое верю.

Город номер триста двадцать не прощает ошибок, но мы постараемся их не совершать. Где могли, мы уже ошиблись.

В дверь звонят. Я подпрыгиваю и едва не смазываю губы Дэнни. Вытираю пальцы о валяющееся на полу полотенце и иду открывать.

Родители? Они навещали меня вчера. Кир – тоже. Ольви? Он сутками пропадает в лаборатории Ларса. Доставка каши? Я просила присылать еду по связному ящику.

Сердце замирает.

Больше некому.

Внутренний параноик умоляет притаиться и подождать, пока гость уйдет, но я отгоняю трусливые мысли. Нельзя. Я же смелая. Я обещала.

Отодвигаю щеколду. Толкаю дверь. Звон в ушах извещает, что поезд прибыл. Мне страшно, страшно поднимать глаза.

Он любил тебя не за это.

Я пересиливаю себя.

На пороге стоит Альба.