Но это длилось лишь миг. Поняв, что за рулем заправщика не Наталья, Ковалев едва не рассмеялся. Ужас, обуявший его, отступил и моментально сменился волной эйфории. Нет, история не повторялась! И Ковалев уже не ощущал себя на грани провала. Нет, все наоборот! Он полностью контролирует ситуацию! И сейчас это докажет.

Нормально прицелиться по приближающейся машине было невозможно, так как мешало покрывало. Но Ковалев, не жалея патронов, произвел четыре выстрела с бедра, прямо из-под ткани, корректируя наводку на цель по рикошетам от попаданий. Пара пуль пробила дырки в капоте бензовоза, третья ударила в стекло, а четвертая попала точно в лицо водителя, выбив ему мозги. Тело его задергалось в хаотичных конвульсиях, нога, распрямившись, ударила по тормозам. Колеса тяжелого автомобиля заблокировались, машину занесло, поставило поперек хода движения, и через миг она перевернулась, покатилась по бетону, как сбитая шаром кегля. Цистерна, не приспособленная к подобным нагрузкам, пошла вмятинами, съежилась, напоминая сушеную сливу, а затем ее разнесло силой внутреннего гидравлического удара. Два десятка тонн первоклассного авиационного керосина хлынули на бетон, как цунами на пологий берег одинокого острова, но не воспламенились. Добравшись до прозрачных стен терминала, волна авиационного топлива подлетела вверх брызгами на высоту второго этажа, а затем отхлынула, дав обильную пену и завертевшись круговоротами.

Достав бесполезный уже «ПСМ», Ковалев взвел курок и, откинув покрывало, прикрывшись девочкой, как щитом, метнул пистолет в сторону терминала.

Наталья поняла, что задумано, когда находилась уже на середине пандуса, проходящего внутри прозрачной трубы. Пистолет, брошенный Ковалевым, мчался по баллистической траектории, вертясь в воздухе, а Наталья уже живо представляла, что будет дальше. Она резко затормозила и рванула обратно, понимая, что даже АКСОН не даст ей возможность противостоять тому, что начнется с этой стороны терминала через миг.

Пролетев чуть больше двадцати метров, «ПСМ» плюхнулся в еще бурлящую лужу авиационного керосина. От удара о бетон шептало сорвало с боевого зацепа, курок ударил по бойку, прокалывая капсюль, и из ствола, вместе с пулей, полыхнуло раскаленными до тысячи градусов газами. Керосин в месте выстрела воспламенился мгновенно. Пламя метнулось ввысь, кольцом распространяясь в стороны, и вскоре объяло бетон по всей зоне разлива, а также забрызганные топливом стекла. Воздух, потеряв ушедший на реакцию кислород, сжался, образовал вакуум, как при срабатывании боеприпаса объемного взрыва, и потоком устремился из здания терминала наружу, пытаясь заполнить пустоту, которую так не терпит природа. Наталью сбило с ног и поволокло в пылающее позади нее высокотемпературное пламя. К счастью, синтетический материал прозрачного тоннеля размягчился от жара, просел под натиском внешнего давления и намертво запечатал проход. Движение воздуха прекратилось, Наталья замерла, лежа на полу, чувствуя себя рыбой, которую выкинуло на сушу.

«Теперь представляю, как же ты, гад, испугался, когда Миша устроил тебе такое же представление», – подумала она в адрес Ковалева.

Но разлеживаться было некогда. У генерала были все шансы уйти, так как теперь у него не было необходимости сковывать свои движения покрывалом. Теперь столбы дыма и пламени защищали его и от снайперов, и от любого вторжения со стороны терминала. Впрочем, он все же решил подстраховаться, не бросил девочку, а оглушил ее ударом кулака в лоб, закинул за спину, как мешок с картошкой, и рванул бегом к самолету, запустившему турбины. Добравшись до него, Ковалев понял, что трап уже убран, а люк закрыт. Но он знал, что делать и в этом случае.

Направив ствол пистолета на пилотов, он жестом показал им, что повредит выстрелами механизацию крыла и сделает взлет невозможным. Рисковать пилоты не собирались, прикинув, что пуля может повредить не только приводы, но и задеть топливный бак, тоже размещенный в крыле. Они открыли люк, а бортинженер бросился через салон, чтобы достать и спустить вниз легкий бортовой трап. Увидев, что люк открывается, Ковалев бросил на бетон пришедшую в себя девочку, поставил ей ногу на грудь, чтобы не дергалась, и сменил магазин в пистолете на трофейный.

Наталья поняла, что Ковалев уйдет. В ее восприятии история с АКСОНом тоже повторялась, но несколько под иным углом зрения, чем в восприятии генерала. Пятнадцать лет назад она тоже успела оказаться в гуще событий, но уже не в силах была что-то изменить. Она лишь наблюдала, как полыхали тонны разлитого Мишей бензина, выжигая все надежды Ковалева на светлое будущее, а сам он драпал, спасая шкуру. Все это в точности повторялось и теперь. Только теперь Ковалев драпал за границу, где его будет уже не достать, а светлое будущее увозил с собой.

«Нет уж дудки!» – со злостью решила Наталья, пытаясь найти хоть малейший выход из ситуации.

Ковалев, как обычно, предусмотрел все и подстраховался со всех сторон. Обычному человеку и даже отряду спецназа нечего было и думать остановить его на пути к цели. Это удалось только Мише при помощи АКСОНа. Да и то ценой собственной жизни. Но именно в этот миг Наталья поняла главное – она, так же, как Зверев, готова принести себя в жертву, только бы не корить себя в будущем за то, что позволила Ковалеву уйти.

От жара бушующего снаружи огня из окон посыпались стекла. Пламя ворвалось в терминал, заполняя его дымом, высасывая из него воздух. Наталья поняла, что единственным выходом может стать прыжок со второго этажа. На бетон. С разбегу. Через бушующее внизу пламя. Без малейшего понимания, удастся ли перепрыгнуть море огня и какое действие он на нее окажет.

Конечно, для обычного человека такой трюк был бы решительно невозможен. Но АКСОН давал надежду, хотя и призрачную. Наталья не представляла в полной мере его возможностей как медик, не верила в чудеса, но ей приходилось видеть, на какие поступки способны люди, у которых в критической ситуации пробуждались скрытые резервы организма. А ведь АКСОН, по сути, пробуждал именно их, просто в более контролируемом режиме.

Сверху падала вода из форсунок противопожарной системы. Наталья промокла до нитки, но не замечала этого, отмечая про себя лишь то, что способствовало эффективности действий или мешало ей.

Вырвавшись на второй этаж, Наталья, уже не думая, что может ждать впереди, разогналась до предельно возможной скорости. Она не представляла, насколько быстро двигалась, лишь ощутила, как в лицо упруго ударил воздух. В детстве она любила, катаясь на машине с отцом, высовывать из окна ладошку, ощущая твердость невидимой среды. Сравнив тогдашнее ощущение на скорости около ста километров в час, она особой разницы не ощутила.

Перед самым прыжком она закрыла лицо ладонями, чтобы уберечь глаза от огня. Подобно пятидесятикилограммовому ядру, пущенному из катапульты, она промчалась сквозь столб огня и дыма так быстро, что кожа едва ощутила жар. Затем удар, перекат, и все с закрытыми глазами. Но при этом мозг совсем иначе, чем раньше, обрабатывал сигналы вестибулярного аппарата. Теперь он, при необходимости, транслировал их непосредственно в зрительное поле мозга, выдавая воображаемую картину положения тела в пространстве как бы при взгляде со стороны.