готского зверя из ловушки, в которую сам же его и загнал, чтобы сделать царя вестготов собственным союзником, поступил не вполне в духе «староримской доблести», приверженцем которой он себя всегда провозглашал. Ведь не добить старого врага означало создать врага нового. Пусть не себе, но своему императору. Аркадию, призвавшему (пусть и через Евтропия) доблестного вандала, чтоб тот его от этого врага избавил. Должно быть, Стилихон приводил в оправдание следующие доводы. Дав Алариху уйти, он хотел навредить не своему императору, а его недостойному советнику Евтропию, коварством и злодействами поднявшемуся из рабского состояния до высот почти безраздельной власти над восточной частью Римской «мировой» империи. Дожившей до того, что вандальский князь на римской службе и лукавый царедворец без тестикул могли решать ее судьбу, яростно перетягивая, как канат, юного импотента-императора…

Ситуация стала еще более гротескной, когда кастрат Евтропий открыто развязал войну со Стилихоном. Естественно, не силой оружия, это было исключено. Каженник понимал, что никогда германские и гуннские «федераты» (других войск у него не имелось), не пойдут на войну под его командованием. Ибо эти представители двух диких, но гордых народностей, отличавшихся ярко выраженной маскулинностью (или, говоря по-современному, «повышенным мачизмом»), имели соответствующий кодекс чести. В лучшем случае они презрительно смеялись надо всем, что было важным для Евтропия. Поэтому лукавый цареградский царедворец решил навредить Первому Риму иным способом. Взяв под прицел (Северную) Африку. Римскую провинцию, снабжавшую западную часть империи зерном (в то время как Египет служил житницей ее восточной части).

Италия с ее большими городами, полными потомственных бездельников, желавших не зарабатывать себе трудом на хлеб, а получать бесплатную «аннону» (или, по-современному — «велфэр»), всегда зависела от ввоза зерна. Долгое время зерно поступало в нее (в первую очередь — в Рим на Тибре) из Александрии, с Евксинского понта, но по мере усиления и все возрастающего отчуждения восточной части Римской империи от западной — во все большей степени из Северной Африки (Ливии). Не современной выжженной солнцем пустыни, а необычайно плодородной в те времена области, отличавшейся высоким уровнем развития сельского хозяйства еще со времен господства в ней пунов-карфагенян. Главарь морских разбойников Секст Помпей, перехватывая шедшие в Италию транспорты с зерном, выращенным на тучных африканских нивах, мог оказывать давление на основателя Римской империи Октавиана Августа. Ведь вечно голодный римский «плебс урбана» быстренько разделался бы с принцепсом, не обеспечивающим его даровым хлебом. Теперь, при Гонории и Стилихоне, Ливия опять стала «ахиллесовой пятой» западной части империи.

По мнению Стилихона, он дал готам такой урок, что те зарекутся воевать в ближайшем будущем, вернувшись к мирной жизни земледельцев. В Ливии же господствовал, именем «вечного Рима», служилый африканец Гильдон — комит (комес) Африки. Но этот африканец был не пуном, как, скажем, Луций Септимий Север (146–211). Потомок Ганнибала (даже поставивший знаменитому карфагенскому полководцу памятник в своем родном городе Лептисе, нынешнем Хомсе) и весьма толковый римский император (хотя и говоривший всю жизнь по-латыни с пунийским акцентом), восстановивший (в очередной раз) единство Римской «мировой» державы. Или отцы церкви Тертуллиан Карфагенский и Августин Иппонский. Нет, Гильдон был не таков. Источники именуют его маврусием, т. е. мавром. Следует заметить, что за двести пятьдесят лет до рождения пророка Мухаммеда маврами именовали не арабов (сарацин), а берберов. Римский комит Африки Гильдон был сыном царя Мавретании Нубеля, «союзника и друга римского народа». Этот титул римляне с давних пор присваивали зависимым от «Вечного Города» царькам, поставлявшим в римскую армию вспомогательные воинские контингенты. Например — царю галлов-атребатов Коммию, царю Пальмиры Оденату, царю Нумидии Югурте. Когда Югурта взбунтовался против Рима, его поймал и выдал римлянам другой «друг римского народа» — Бокх, царь Мавретании. Аналогичным образом поступил и Гильдон, когда его родной брат Фирм взбунтовался, объявив себя царем, «августом Африки», а затем даже «римским императором». Феодосий Великий назначил Гильдона, предавшего брата, комитом Африки, передал ему имения убитого Фирма, власть над мавретанскими племенами и подчинил ему все римские войска, расквартированные в африканских провинциях. С тех пор Гильдон, своеобразный прообраз и предтеча венецианского служилого мавра Отелло, жил в Карфагене, утопая в афро-азиатской царской роскоши. Не хуже, чем в свое время Юлий Цезарь и Марк Антоний в другом африканском мегаполисе — Александрии Египетской. Однако новый комит Африки оказался неблагодарной свиньей. Во время борьбы Феодосия I с узурпатором Магном Максимом в 388 г., Гильдон снабжал Максима африканским зерном. Во время войны Феодосия с узурпатором Евгением (392–394), Гильдон совсем обнаглел. Он отказал императору в военной помощи, систематически задерживал перечисление ему налогов, а после смерти Феодосия Великого в 395 г. вообще прекратил поставки хлеба в Италию. В то время недовольные усилением «вертикали власти» провинции расползающейся по всем швам (несмотря на героические усилия энергичных правителей вроде Феодосия) многонациональной «мировой» империи использовали в качестве «идеологического прикрытия» своего сепаратизма (или, точнее, «национал-сепаратизма») варианты христианского учения, объявленные имперским центром (в котором победило православие) «ересями». Гильдону и поддерживавшим его африканским магнатам таким идеологическим прикрытием служила ересь донатистов (донатистский епископ Тимгада Оптат был одним из ближайших советников узурпатора). Пользуясь тем, что Риму было не до него, Гильдон конфисковал поместья, принадлежавшие императору и другим землевладельцам, жившим за пределами Африки. Частично присвоив их, частично — раздав своим сторонникам. И вообще, подобно преданному им в свое время брату, взял курс на отделение от западной части Римской «мировой» державы. Но из тактических соображений, стремясь придать своим сепаратистским действиям вид законности. Гильдон объявил Африку частью восточной части римской «мировой» империи. Надеясь, видимо, что подчинение августу римского Востока — малохольному Аркадию (или, точнее, его «кукловоду» Евтропию) — будет чисто формальным. И в то же время (так, на всякий случай) продолжая чеканить монету с изображением западного императора Гонория. Комит-сепаратист, конечно, понимал: «державник» Стилихон — не злонамеренный скопец Евтропий, и под властью грозного вандала, стремящегося восстановить вертикаль власти, скоро прекратятся все его африканские безобразия. Поэтому Гильдон не выпускал транспорты с зерном из африканских гаваней, чтобы таким образом продолжать оказывать давление на Рим. Однако Стилихон обеспечил Первый Рим зерном из Галлии, доставленным по реке Родану-Роне. Что лишний раз доказывает: Стилихон был не только выдающимся полководцем и правителем, но и незаурядным хозяйственником. Эффективным менеджером, выражаясь современным языком. И, хотя конфликт с Гильдоном продолжался, Первый Рим был, на первое время, сыт, а закрома — полны зерна.

Десятилетие роскошной жизни в Карфагене сильнее сказалось на умственных способностях Гильдона, чем на мужестве, с которым он противостоял имперскому центру, мешая тому восстанавливать вертикаль власти. Предаваясь на досуге животноводческим