В такси по пути домой громкие переговоры на арабском по радио, что Максин поначалу принимает за программу со звонками в студию, пока водила не берет микрофон и не встревает. Она бросает взгляд на его УЛ в плексигласе. Лицо на фото слишком смутно для разбора, но имя исламское, Мохаммед кто-то.

Это как слушать балеху в соседней комнате, хотя Максин замечает, что нет музыки, нет смеха. Эмоции нормально так зашкаливают, но ближе к слезам или злости. Мужчины перекрикивают друг друга, вопят, перебивают. Пара голосов может быть женскими, однако позднее покажется, что принадлежать они могли пронзительным мужчинам. Единственное слово Максин узнает, и слышит она его не раз, это «Иншалла».

– По-арабски «пофиг», – кивает Хорст.

Они ждут у светофора.

– Если будет на то Божья воля, – поправляет его водитель, полуобернувшись на сиденье так, что Максин случается посмотреть ему в лицо. То, что она видит, потом не даст ей сразу уснуть. Ну или так она это запомнила.

Разброс в воскресном матче «Реактивные-Индианаполис» 2 очка. Хорст, как всегда, регионально лояльный, спорит с Зигги и Отисом на пиццу, что «Жеребцы» выиграют, что они вообще-то и делают с легкой победой в 21 очко. Пейтон Мэннинг непогрешим, Винни Теставерде немного менее последователен, ему в последние пять минут удается, к примеру, замешкаться на 2-ярдовой линии «Жеребцов» с крайним защитником, который после этого бежит с мячом 98 ярдов к тачдауну, а Теставерде один гонится за ним по полю, пока остальные «Реактивные» смотрят, и Зигги с Отисом впадают в речевую невоздержанность, из который их отец не очень понимает, как их вынуть.

Теплый вечер, и все они решают не заказывать пиццу на дом, а дойти до Колумба, в «Пиццу Тома», местное заведение, что скоро слиняет в фолк-воспоминания Верхнего Уэст-Сайда. Впервые за много лет, приходит потом в голову Максин, они сделали что-то все вместе, как семья. Сидят за столиком снаружи. Шныряет ностальгия, готова просочиться из засады. Максин вспоминает те времена, когда мальчишки были маленькими, местной практикой в соседских пиццериях было резать ломти на квадратики в один укус, чтоб малышне было удобнее. Когда ребенок справляется с целым ломтем, это вроде как мужание. Позднее, уже со скобками на зубах, – еще один возврат к меньшим квадратикам. Максин поглядывает на Хорста на предмет видимых признаков активной памяти, но фиг там, старая Непрошибаемая Геометрия занята пиханием пиццы себе в пайку в неуклонном ритме и пытается вынудить мальчишек сбиться со счета, сколько ломтей они уже съели. Что само по себе, предполагает Максин, можно назвать семейной традицией, не особо восхитительной, но черт, она и на такую согласна.

Позднее, уже дома, Хорст устроился перед своим компьютерным экраном:

– Парни, идите сюда, гляньте. Вот же хренотень.

На экране полно цифр.

– Это Чикагская биржа, к концу прошлой недели, видите? там был аномальный всплеск пут-опционов по «Объединенным авиалиниям». Тысячи прав продажи, с гулькин нос колл-опционов. А вот сегодня то же самое с «Американскими авиалиниями».

– «Пут», – грит Зигги, – это как играть на понижение?

– Ага, когда рассчитываешь, что курс акций опустится. А объем торговли тем временем сильно, сильно задран – в шесть раз выше нормального.

– Только две эти авиалинии?

– Ну. Чудны́е дела, а?

– Инсайдерская торговля, – кажется Зигги.

В понедельник вечером Вырва звонит Максин с паникой в голосе.

– У парней крыша едет. Что-то в том источнике случайных чисел, который они хакали, вдруг стало неслучайным.

– И ты мне это сообщаешь, потому что…

– ОК, если мы с Фионой ненадолго заглянем?

– Конечно. – Хорст ушел в спорт-бар где-то в центре смотреть «Футбол в понедельник вечером». «Гиганты» и «Мустанги», в Денвере. Планировал заночевать в квартире у коллеги с задержкой отрочества Джейка Пименто, который живет в Бэттери-Парк-Сити, а потом идти оттуда на работу в торговый центр.

Вырва является неприкаянной.

– Они орут друг на друга. Всегда нехороший признак.

– Как лагерь, Фиона?

– Обалденно.

– Не отстой.

– Точно.

Отис, Зигги и Фиона устраиваются перед Гомером Симпсоном, играющим не кого-то, а счетовода, в фильме-нуар, либо, вероятно, жён[110], под названием «Д.Ы.К.».

Вырва являет признаки раннего родительского обалдения.

– Она вдруг начала снимать фильмы по «Кваке». Некоторые уже в сети, есть фоловеры. Мы с ней подписываем вместе соглашения на дистрибуцию. Больше клаузул, чем у семейного сборища Сант на Северном полюсе. Без понятия, на что мы соглашаемся, конечно.

Максин делает попкорн.

– Оставайтесь у нас, чего. Хорст сегодня ночью не вернется, места завались.

Просто еще один из этих шмузафонов за полночь, ничего особенного, дети уложены без лишней драмы, телевизионная программа, которая лучше без звука, никаких глубоких исповедей, деловая болтовня. Ближе к полуночи Вырва проверяет, как там у Дастина.

– У них снова любовь и дружба теперь. Это гораздо хуже. Я, наверно, у тебя заночую.

Во вторник утром все они вместе отправляются конвоем в Кугельблиц, тусуются на крыльце, покуда не звонит звонок, Вырва отчаливает ловить автобус через весь город, Максин направляется на работу, сует голову в местную табачку зацепить газету и обнаруживает, что у всех снесло чердаки и депрессия одновременно. В центре происходит что-то плохое.

– Во Всемирный торговый центр только что врезался самолет, – по словам индийского парня за прилавком.

– Что, типа частный самолет?

– Пассажирский реактивный.

Ой-ёй. Максин идет домой и чпокает «Си-эн-эном». И вот оно все перед ней. Плохое становится еще хуже. Так весь день. Где-то в полдень звонят из школы и говорят, что они закрываются раньше и не могла бы она, пожалуйста, прийти забрать детей.

Все ходят по краю. Кивки, качанья головой, светских бесед немного.

– Мам, а папа сегодня у себя в конторе?

– Вчера он ночевал у Джейка, но, думаю, он в основном работает со своего компьютера. Поэтому есть шанс, что он туда и не ходил.

– Но он не проявлялся?

– Все пытаются до всех дозвониться, линии перегружены, он позвонит, я не волнуюсь, а вы, парни, норм?

На это они не ведутся. Еще б велись. Но оба все равно кивают и просто смиряются. Подача что надо, у этой парочки. Она держит их за руки, по одному с каждой стороны, весь путь до дома, и, хотя такое осталось у них в детстве и в широком смысле их раздражает, сегодня они ей позволяют.