Когда Манон уже заканчивала утренний туалет сеньоры, в комнату вбежала Клеменс.

- Госпожа, я только что подслушала во дворе разговор: нас недели через две собираются куда-то перевозить.

Клеменс уже понимала арабскую речь. Как недавно выяснила Сабина, арбалетчица еще в замке Эспри брала уроки арабского у Родриго. Очевидно, она пыталась хотя бы таким образом проводить больше времени рядом с любимым мужчиной. За три месяца в Леванте ее познания расширились: сейчас она многое понимала и даже могла задавать несложные вопросы. К тому же Клеменс пришелся по душе наряд восточной женщины, особенно традиция прикрывать лицо легкой вуалью. Поэтому она смело бродила среди местных жительниц, выведывая маленькие секреты. Но главную тайну - где же находится Габриэль - узнать не удалось. Скорее всего, никто из слуг этого не знал.

Сабине тоже этого не сказали. Тогда - дней через пять после похищения - к ней в комнату вошел араб в богатом одеянии, с потрясающе-огромным изумрудом в чалме. Служанки замерли в низком поклоне, а у входа застыли два телохранителя. Следом вошел евнух-переводчик, он и представил Сабине хозяина дома - Малика ибн Музаффара. Последний несколько мгновений изучал женщину-заложницу, а затем что-то сказал.

Евнух перевел:

- Вам придется прожить здесь около года, пока ваш супруг будет выполнять поручение уважаемого Малика. - Он указал ладонью на своего хозяина. - Вам обеспечат достойный уход. Если возникнут какие-нибудь желания, не стесняйтесь, говорите, все будет немедленно исполнено.

Малик движением головы отдал приказ, и в комнату вошла служанка с серебряной шкатулкой в руках, поставила ее у ног Сабины и откинула крышку: внутри засверкали драгоценные украшения.

- Маленькая компенсация за причиненные неудобства, - прокомментировал подношение евнух-переводчик.

Сабина едва скользнула взглядом по драгоценностям и пропустила мимо ушей все, что касалось ее содержания. Не сводя глаз с лица Малика, она с тревогой уточнила:

- Честь моего супруга не пострадает из-за вашего… поручения?

Сарацин с осуждением посмотрел на нее, уверенный, что она тут же опустит голову, как полагается стыдливой женщине, но виконтесса и не подумала отвести требовательный взгляд. Ухмыльнувшись, он ответил.

- Виконт не делает ничего предосудительного, что могло бы идти вразрез с его совестью, - перевел евнух слова хозяина.

- Ему грозит опасность?

Малик уже с интересом взглянул на собеседницу, очевидно удивленный неожиданной последовательностью вопросов: сначала о чести, затем о безопасности. С досадой в голосе он, размахивая рукой, произнес длинную фразу на арабском.

- Не больше, чем в обычной жизни, - последовал лаконичный перевод.

Что-то мелькнуло в темных глазах мусульманина, и Сабина ему поверила. Даже немного успокоилась.

И вдруг - переезд. Из-за Габриэля?

* * *

Хайфа уже много лет не наведывалась в Иерусалим. Город был неприятен ей из-за болезненных воспоминаний о Джибраиле: ведь именно здесь они фактически расстались. После ухода Джибраила она сильно страдала и долго не могла войти в привычную колею. Затем немного успокоилась - время оказало свое благотворное влияние. Года три назад Хайфа даже вознамерилась выйти замуж, но в последний момент передумала: зачем наказывать ни в чем не повинного мужчину? Она его так и не полюбила и явно будет ему плохой женой.

Этой осенью Хайфа решила, что тоска по бывшему любовнику окончательно исчезла из ее души. Почему бы не съездить в Иерусалим? Уже год знакомые в Дамаске обсуждали великолепный иерусалимский дворец, отстроенный Маликом

- ее племянником по мужу. Любопытство подстегнуло Хайфу, и она отправилась в недолгое путешествие.

Ей повезло: Малик оказался здесь же, в Иерусалиме, и гостеприимно принял свою тетушку. Однако новый дворец не слишком впечатлил Хайфу: дом в Дамаске был куда более грандиозным. Тем не менее Малик хвастал ценным мрамором, украшавшим полы главных залов, рассказывал о тонкой инженерной мысли, используемой при возведении каскада фонтанов в патио. «Наверное, уже старею, - подумала Хайфа, - потому и не восторгаюсь модными веяниями».

Выяснилось, что Малик купил еще и небольшую виллу в окрестностях Иерусалима, о которой мало кто знал. Вот этот уютный загородный дом пришелся его тетушке по душе, и она задержалась здесь подольше. Случайно из болтовни служанок Хайфа узнала, что в доме находится аристократка из Франции. После расспросов и уклончивых ответов племянника она догадалась: франкская женщина - заложница. Заинтригованная Хайфа замучила Малика просьбами разрешить ей поговорить с христианкой:

- Я все равно ничего не знаю, поэтому не смогу проболтаться. Просто хочется поговорить с этой женщиной, расспросить ее о далекой Франции.

- На каком языке ты собираешься с ней говорить?

Хайфа об этом не подумала и растерянно замолчала. Она немного владела лингва-франка, однако ее познания годились лишь для того, чтобы торговаться с купцами, может, еще для короткого разговора на бытовые темы, но точно не для полноценной беседы с незнакомым человеком.

К тому же пленница могла и не знать смешанного диалекта восточного Средиземноморья, пусть его и называют «языком франков».

Малик, пряча в ухоженной бороде усмешку, продолжал поддразнивать тетю:

- Я думал, что любовь к франкам для тебя уже в прошлом и сейчас ты больше интересуешься славянами.

Хайфа недоуменно нахмурила брови, а догадавшись, звонко рассмеялась:

- Ты имеешь в виду Алексея, которого я купила у ромейских купцов?

Она действительно с полгода назад выкупила у ромеев пленного, захваченного ими в очередной стычке с франками. Ромейские воины не поняли, кого пленили. Судя по дорогой одежде, оружию, по властным манерам, пленник был вельможей, но на франка не походил, скорее на норманна, при этом хорошо говорил на классическом греческом языке. О себе он ничего не рассказывал и лишь посмеивался: казалось, ситуация с пленением очень его позабавила. Непонятное всегда пугает, поэтому странного пленника поспешили продать подальше от греха. И от Константинополя.

Так он оказался в Алеппо, где в это время находилась Хайфа. Она увидела на невольничьем рынке красивого блондина с глазами цвета летнего неба, и ее сердце екнуло. Чем-то он напомнил ей Джибраила. Вот только чем? Ростом этот невольник был ниже, в плечах не столь широк, да и волосы у него были светлые, льняные, не похожие на каштановую шевелюру ее франка. Может, все дело в возрасте? Когда Джибраил жил с ней, ему тоже было под тридцать, как сейчас Алексею. Внезапно Хайфа поняла: взгляд! Тогда на базаре она обратила внимание на его насмешливый взгляд, резко выделявшийся среди потухших глаз других невольников. Именно так всегда смотрел Джибраил.

Хайфа выкупила пленника и тут же через переводчика - их пруд пруди на любом многоязычном базаре - объявила, что отпускает его на все четыре стороны. Ирония в мужских глазах сразу сменилась удивлением. Назвав свое имя, он признался, что происходит из знатного и очень богатого новгородского рода, а потому не привык быть в долгу, особенно у женщины. И нахально отправился с ней в Дамаск! Хайфу позабавил такой поворот событий. Пришлось поселить его в своем доме, ведь новгородец - ее раб, имущество, за которое она в ответе.