мысль он ее подчинил мысли.

В этот день он свернул со своих привычных тропинок;

Ибо Тот, кто, зная значение каждой секунды,

Может двигаться во всех наших обдуманных или беззаботных шагах,

Чары судьбы возложил на его ноги

И привел его к краю цветущему леса.

Сперва ее взгляд, что брал миллионы форм жизни

Беспристрастно, чтобы заселить свой сокровище-дом,

Вместе с небом, цветами, холмами и звездами,

Обращал больше внимания на светлую гармоничную сцену.

Он видел зеленое золото дремотного дерна,

Колыхание трав в медленной поступи ветра,

Ветви, оглашаемые часто птиц диких зовом.

Пробужденного к Природе, но еще смутного к жизни,

Стремящегося пленника из Бесконечности,

Бессмертного борца в его смертном доме,

Его гордость, силу, страсть борющегося Бога,

Взор ее видел, этот образ завуалированного божества,

Мыслящего господина, создание земли,

Этот конечный результат красоты звезд,

Но смотрел на него, лишь как на красивые, но обычные формы,

Духу-художнику в его работе ненужные,

И откладывал в темные комнаты памяти.

Взгляд, поворот решает неуравновешенную нашу судьбу.

Так в час для нее самый важный,

Скитаясь, не предупрежденная медленным поверхностным разумом,

Невнимательный разведчик под ее веками-тентом,

Восхищалась красотой безразлично и не старалась

Дух ее тела к его царю пробудить.

Так могла пройти по случайным дорогам неведения,

Упустив зов Небес, потеряв жизни цель,

Но вовремя бог к ее сознающей душе прикоснулся.

Ее взор прояснился, уловил — и все изменилось.

В идеальных грезах сперва пребывал ее ум,

В тех интимных трансмутаторах знаков земли,

Что делают известные вещи намеками невидимых сфер,

И увидела в нем этого места гения,

Символическую фигуру, стоящую посреди сцен земли,

Царя жизни, очерченного воздухом тонким.

Но это было лишь мимолетною грезой;

Ибо внезапно ее сердце на него выглянуло,

Страстное зрение, с которым мысль не может сравниться,

И узнало его лучше, чем свои собственные близкие струны.

Все в этот миг поразило сюрпризом и было ухвачено,

Все, что в бессознательном экстазе лежало укутанным

Или под раскрашенными веками воображения

Пребывало в обширном воздухе-зеркале грез,

Прорвалось вперед в пламени мир переделать,

И в том огне она была рождена к новым вещам.

Мистический шум из ее глубин поднялся;

Окликнута, выпрямившаяся, словно встряхнули того, кто грезил в покое,

Жизнь бежала взглянуть изо всех ворот чувств:

Радостные и неясные мысли в луннодымчатом небе,

Чувства, как при рождении вселенной,

Пронеслись сквозь суматоху пространства груди,

Наводненную толпою богов золотых:

Поднимаясь к гимну жрецов изумления,

Ее душа распахнула широко двери этому новому солнцу.

Трудилась алхимия, пришла трансмутация;

Посланный лик вызвал чары Господа.

В безымянном свете двух приближавшихся глаз

Сладкая и судьбоносная ее дней перемена

Явилась и потянулась в проблеск неизвестных миров.

Затем, ее сердце, сотрясаясь мистическим стуком,

Шевельнулось в груди и закричало как птица,

Что слышит супруга на ветке соседней.

Копыта, быстро стучащие, колеса запнулись и встали;

Колесница замерла, как пойманный ветер.

И Сатьяван из дверей своей души выглянул

И ощутил, как волшебство ее плывшего голоса

Наполняет пурпур его юности, встретил

Посетившее чудо ее совершенного лика.

Покоренный медом странного цветка-рта,

Втянутый в душу-пространства, вокруг лба открывающиеся,

Он повернулся к видению, словно море к луне,

И нес грезу красоты и перемены,

Обнаружил ореол вокруг головы смертного,

Возлюбил новое божество в существах.

Его самоограниченная природа осела, словно в огне;

Его жизнь в жизнь другой была взята.

Великолепные, одинокие идолы его разума

Пали ниц из своих ярких достаточностей,

Как от касания бесконечности новой,

Поклоняться божеству более великому, чем их собственный.

Неизвестная, императивная сила его к ней потянула.

Изумляясь, он шел по траве золотой:

Взгляд встретил близкий взгляд и сжал объятия зрения.

Лик был здесь, благородный, великий, спокойный,

Словно окруженная гало раздумья,

Пядь, арка медитирующего света,

Словно сквозь некий тайный нимб была полузрима;

Ее внутреннее зрение, все еще помня, знало

Лоб, что нес корону всего ее прошлого,

Два глаза, ее постоянные вечные звезды,

Товарищи и суверены, глаза, что ее душу требовали,

Веки, знакомые на протяжении множества жизней, широкие окна любви.

В ее внимании он встретил взгляд своего будущего,

Обещание, присутствие, пламя,

Увидел воплощение вековых грез,

Мистерию восторга, для которого все

Устремления в этом мире смертности краткой

Воплотили его самое близкое в материальную форму.

Эта данная для его объятий золотая фигура,

Спрятала на своей груди ключ от всех его целей,

Заклинание, несущее на землю блаженство Бессмертия,

Соединяющее с правдой небес нашу смертную мысль,

Поднимающее земные сердца к солнцу Вечного ближе.

В их великие духи, ныне здесь воплощенные,

Любовь внесла вниз силу из вечности,

Чтобы сделать из жизни свою новую основу бессмертную.

Его страсть поднималась волной из бездонных глубин;

Спрыгивала на землю с далеких забытых вершин,

Но сохраняла природу свою бесконечности.

На немой груди земли этой рассеянной,

Хотя незнакомыми при встречах мы кажемся,

Наши жизни не чужды, мы объединяемся не как посторонние,

Беспричинной силой друг к другу движимые.

Душа отвечающую душу может узнать

Сквозь разделяющее Время и, на путях жизни

Поглощенный закутанный странник, поворачиваясь, она вновь обретает

Знакомое величие на незнакомом лице

И, касаемая предупреждающим пальцем быстрой любви,

Бессмертной радостью снова трепещет,

Неся смертное тело ради восторга.

Есть Сила внутри, что за пределами знает

Наших знаний; мы более велики, чем наши мысли,

И иногда земля обнажается с того зрения здесь.

Жить и любить — это знаки бесконечных вещей,

Любовь — это из сфер вечности слава.

Униженная, изувеченная, осмеянная низшими силами,

Что ее имя украли, форму, экстаз,

Она — все еще Божество, которым измениться все может.

Мистерия просыпается в нашем веществе несознательном,

Блаженство, которое может нашу жизнь изменить, рождено.

Любовь живет в нас, как цветок нераскрывшийся,

Ожидая быстрого момента души,

Или бродит среди мыслей в своем сне очарованном;

Бог-ребенок в игре, она ищет себя

Во многих сердцах, живых формах и разумах:

Она медлит, ждет знака, который она может узнать

И, когда знак приходит, слепо пробуждается к голосу,

Ко взгляду, к касанию, к выражению лица.

Ее инструмент, туманный разум телесный,

Божественной интуицией, прежде забытой, становится,

Она ловит некий знак очарования внешнего,

Который ведет ее среди толп намеков Природы,

Читает в земном сходстве небесную истину,

Ради божества образ желает,

Угадывает бессмертия формы

И принимает тело как скульптуру души.

Любви обожание, как провидец мистический,

Через зримое глядит на незримое,

В земном алфавите находит богоподобное чувство;

Но ум при этом лишь думает: "Смотри на того,

Кого моя жизнь долго ждала незаполненная,

Смотри на внезапного моих дней повелителя".

Сердце чувствует сердце, члены кричат