Охеда пытал меня еще около пятнадцати минут, выспрашивая о малейших нюансах поведения Мэо злосчастным вечером и до него. Я честно старался припомнить все подробности, но, похоже, мои сведения масколона особо не заинтересовали.

– Масколон, – заговорил я, когда в допросе образовалась короткая пауза. – А есть возможность отследить кольцевик через сеть? Если скрипти не добрались до конта, он должен передавать данные о своем местоположении.

– Занимайтесь урожайностью полей, оперколон, а не расследованиями, – резко посоветовал мне Охеда. – Берите ваш айдим и можете быть свободны. Выведите колона Димера.

Без шагнул ко мне, взял за плечо и подтолкнул к двери. Неожиданно я почувствовал подбадривающее пожатие и только теперь узнал в полутьме крепкую фигуру Корчмаря. Второй без, за дверью, молча указал мне на боковой выход.

За рекой занимался рассвет. С гудящей от событий головой я побрел к бараку, ожидать Ланцею. Утешало, что Корчмарь присматривал за допросом – глядишь, острый язычок моего масинфа не доведет ее до беды. Я попытался вызвать Ланцею по сети, но натолкнулся лишь на пасс-сигнал ее конта.

Запоздало я осознал, что немало из того, о чем я поведал Охеде, может подвести под неприятности много кого из Шесть-Агро. Проклятье… Стоило на секунду забыть про самоконтроль, и мой язык принялся мести как помело. Похоже, мои подозрения насчет начинки кресла были близки к истине.

После ночных событий всем группам, в которых состояли исчезнувшие скрипти, был объявлен жесткий комендантский час. Мы набились в комнату Лазарева и соседние с ней, гадая, к чему приведет все происходящее.

– Одно ясно – ни к чему хорошему, – мрачно изрек Корнер. Мигель и Дофия синхронно закивали.

Ланцея заскрипела зубами. Уж не знаю, о чем ее спрашивал Охеда, но из Центра она вернулась, готовая разнести барак до основания.

Мы наскоро позавтракали, объединив наши скудные припасы. Еда не лезла в горло.

Сеть гудела, обсуждая происходящее. Встречались абсолютно дикие предположения – например, что пацифики сами прикончили Лидсона и охранника, а заодно бесшумно и бесследно выкрали скрипти из бараков и угнали кольцевик. Кто-то вспоминал запоздало, что давно замечал странности в поведении психосектантов, я напоролся даже на высказанную серьезным тоном версию, что в пропаже скрипти повинны создатели огоньков с Илуватара.

– Что говорят у пацификов? – спросил я Крапивника.

– Я-то откуда знаю? – развел Олег руками. – Радуются, наверно. Теперь для всей колонии не они, а скрипти – злобные отморозки. Идиоты.

– Полинезийцы?

– Нет, Конрад со своими приспешниками, – мрачно буркнул Крапивник. Фумихито кивнул. Пацифик с самого утра был мрачен, как ночь – не хуже Ланцеи, и ни с кем не вступал в разговоры.

Неожиданно айдимы хором запищали сигналом общего оповещения. Шесть-Агро взвилась с мест, будто под домом разорвалась ракета.

На панелях проявилось лицо Тро. Патрон, насколько можно было судить по крохотному изображению, ночью не ложился вовсе.

– Сограждане, – не тратя времени на приветствие, произнес он. – Я думаю, все вы осведомлены о ночном проишествии. Мы обнаружили похищенную группировкой Конрада машину. К сожалению, из ее памяти стерт маршрут полета, а спутники слежения не вели запись всего ее курса. Мы ведем поиск преступников, и они не смогут избежать справедливого наказания.

Пока же мы предпримем все меры, дабы подобное не повторилось. Всему персоналу колонии, кроме Разведывательной секции и уполномоченных на то членов Совета лиц, запрещается покидать пределы периметра. В них запрещается ношение оружия – всем, кроме сотрудников СБ. Доступ к транспортным средствам разрешен только с санкции Совета. Нарушения будут караться – как штрафами, так и исправительными работами, а при рецидиве – телесными наказаниями.

– Ни черта себе! – восхитился Корнер. – А как, спрашивается, мы будем работать на полях, если нам запрещено выходить за ограду?

Я шикнул на него.

– Все, кто что-либо может сообщить о местонахождении преступников, обязаны обратиться в СБ, – продолжал Тро. – Запрещается связываться с ними, оказывать им помощь любыми средствами и ресурсами.

– О да, – саркастически произнесла Ланцея. – Давайте начнем запирать конюшню, когда у нас свели со двора всех лошадей.

– Граждане Кементари, – объявление еще не закончилось. – Напоминаю о недопустимости распространения панических слухов, дезорганизации работы колонии и собраний с целью воспрепятствовать приказам Совета. Все подобные попытки будут пресечены согласно статьям Устава. Будем едины и не дадим преступникам-фанатикам внести смуту в наши ряды.

Изображение свернулось. Мы переглянулись в молчании.

– Тро сам на себя не похож, – проговорил наконец Геккон. – Сплошной официоз и угрозы.

– Оливер, если твой отец – член Совета, это еще не значит, что на тебя не распространяются пункты касательно дезорганизации работы колонии, – устало заметил Лазарев.

– Ай, масколон. Кого и что я дезорганизую? – отмахнулся стерни. – Мне просто жалко нашего патрона. Думаю, даже он не ожидал столкнуться с таким дерьмом сразу после высадки.

Лазарев тяжело вздохнул. Смерил шагами расстояние от своего окна до двери Корнеров. Анна, жена Лазарева, миниатюрная опермедичка из Ярославля, подошла к нему сзади и принялась разминать плечи.

– Ладно, колоны, – наконец проговорил наш начальник. – Я запрошу Артура, как мы будем решать эту кретинскую задачку с запретом на выход за периметр.

– И с ношением оружия, – добавил Мигель. – У меня нет желания встретиться с оголодавшим терапторидом, имея под рукой только ножик.

– Принято, – согласился Лазарев. – Что же, ждите новостей по комнатам. Будем надеяться, ситуация прояснится в скором времени, – я был уверен, Владимир и сам не особенно верит в то, что говорит по долгу службы.

Мюара висела в самом зените, прогревая воздух. Чириканье, мяуканье и свист вивернидов переплетались с жужжанием пчел. С каждым порывом ветра нас обдавало пряным, медовым запахом кементарийской зелени.

Хотя сейчас нас окружала зелень отнюдь не кементарийская. Ростки томатов поднимались над землей, привязанные к прутьям опор, и поля вокруг окрасились в сочно-зеленый цвет молодых побегов. На малахитовом фоне кементарийского разнотравья колония выглядела, будто мазок ярко-зеленой краски, особенно с высоты диспетчерской вышки. Ее верхушка поднималась над ближайшими складами в трех километрах от нас.

Жужжание пчел становилось все громче – мы шли вдоль рядов к стоявшим на границе поля ульям. Крапивник внимательно смотрел себе под ноги, и лицо его делалось все недовольнее.

– Двадцатая за сегодня, – он нагнулся, поднимая из земли что-то крохотное. Отряхнул прицепившихся к обшлагу рукава жуков.