– …нашли причину. Это острое грейянотоксиновое отравление, причиной которого стало воздействие аттрактанта, выделяемого Octorosulus brevicaulis в это время года. Реакцию не удалось выявить сразу из-за замедленного влияния этого вещества. Первичные рекомендации – немедленно удалить с полей и с прилегающей территории все ростки восьмирозеточника.

– Это займет много времени, – медленно проговорил знакомый голос Артигаса, директора сельскохозяйственной программы. – Вы можете блокировать его воздействие? Спрясти нужную агентику или дать нам антидот?

– Мы работаем над этим, – напряженно произнес его собеседник. – К сожалению, соединение уже накопилось в организмах насекомых. Нейтрализовать его – дело долгое. Могут помочь препараты общего действия, но мы не располагаем достаточными их запасами в пригодной для введения пчелам форме. Боюсь, эффективного решения проблемы мы в ближайшее время не предложим.

– Это плохо, – ответил Артур. – У многих культур сейчас как раз период активного цветения. Если мы не предпримем экстренных мер, то рискуем потерять значительную часть урожая.

– Понимаю, – проговорил Арказд. – Есть один вариант… но, боюсь, он вам не понравится.

– Говорите.

– Вы же знакомы с методикой ручного опыления?

Кто-то на канале связи закашлялся, сдерживая смех. Лазареву, судя по выражению лица, смешно не было.

– Это потребует очень большого количества рабочих рук, – наконец проговорил Артигас. – При нашем недостатке персонала придется работать по две, если не по три смены подряд.

– Мы можем ускорить развертывание? – откликнулся новый голос. Кажется, я узнал Яндрея Константиновича.

– За счет чего? – скептически произнес Артур. – Я не Горацио, но и мне очевидно – чтобы принимать модули быстрее, нам опять-таки нужно больше рук. Да и НЗ поджимает.

– А что с ним стряслось? – полюбопытствовал Яндрей. – Мы же должны были сэкономить запас продовольствия за счет ускоренной разведки.

– «Семя» последние месяцы живет в большей степени за счет наших запасов, чем СЖО, – откликнулся Артигас. – А на нем до недавнего времени базировались вы, и до сих пор остается экипаж и выводная смена медиков. Это съело определенную часть резерва. Так или иначе, это решать патрону. Я пока посмотрю, что мы можем сделать с имеющимися группами, если интенсифицируем расписание. Колоны, внимание – ждать от меня рассылку с новыми графиками. Придется ударно поработать, если мы не хотим сесть на чересчур жесткую диету.

Беседа свернулась. Взгляд владиросца скользнул по нашим вытянувшимся лицам.

– Все слышали масколонов, – произнес он. – Значит, берем кисточки в зубы и готовимся работать по шестнадцать часов в сутки.

Кто-то – кажется, это был Мигель – нервно засмеялся.

– Я как чувствовал, – произнес он. – У меня было предчувствие, что начальство придумает, чем занять дополнительные четыре с половиной часа в местных сутках.

– А ты ждал, что на Кементари молочные реки будут течь в кисельных берегах? – спросил Лазарев. – Будем надеяться, генетики сообразят, что делать с пчелами.

– Ж-ж-ж, – пропел Геккон. – Ж-ж-ж. Ж-ж-ж.

– Блок и космос, – Крапивник выпрямился, держась за спину. – Умолкни.

Я кашлянул.

– Пчелы могут с помощью танца сообщать своим сестрам по улью направление на цветок и расстояние до него. Геккон, танцуй.

– Ты точно хочешь это увидеть, сестра-по-улью? – ернически спросил Геккон. – Танец в моем исполнении тебе не понравится. Но если ты настаиваешь…

Я нагнулся к очередному желтому цветку и тщательно перенес пыльцу с пыльника на рыльце.

– Между прочим, – Геккон умудрялся болтать, даже зарывшись лицом в пахучий помидорный куст, привязанный к прутику тонкой ниткой. – Опыление для цветов является актом размножения. Ну, вы понимаете, в качестве кого нас сейчас используют, да?

Я ответил Геккону на редкость пошлым каламбуром на грани фола. И подумав, добавил:

– Не находите, что после такого мы просто обязаны жениться на этих помидорах?

– Это точно. Недаром мы трахаемся с ними с самого начала сезона, – мрачно поддержал шутку Крапивник.

– Вы, парочка томатофилов, можете делать со своими помидорами все, что угодно. Ну а я, как приверженец традиционных отношений, предпочту их съесть без затей, – отозвался Геккон.

– Кстати говоря. Помнишь свои слова, когда мы только познакомились? – спросил я Оливера. Углядел розетку восьмирозеточника с торчащим из нее пучком спорангиев и безжалостно вырвал с корнем, отправив в привешенный к поясу герметичный мешок.

– Э? – австралиец поднял бровь. – Ты меня пугаешь.

– Ты сказал, что пошел в колонисты, потому что не хотел всю жизнь заниматься выращиванием томатов.

– Действительно? – Геккон обвел взглядом ряды помидоров от бытовки до опушки. – Интересно знать, кто из богов услышал мои неосторожные слова в тот момент?

Мы продолжали возню с цветками и кисточками. Спина ныла немилосердно от долгих часов в положении скрючившись. Справа и слева торчали из ботвы головы и спины прочих колонистов – на опыление посадок был брошен весь спущенный на грунт состав фермеров, и на поля вышли две тысячи из тех трех с половиной, что расконсервировало «Семя». Жужжали редкие пчелы. Краем глаза я увидел мелькающие над цветком прозрачные крылья псевдопапилии. Подала голос тщетная надежда – неужели кементарийские насекомые так быстро научились опылять земные цветы?

Любопытное насекомое, однако, не спешило опускаться на цветок. Формой крыльев оно и впрямь походило на бабочку, но если присмотреться вблизи – становились видны отличия. Хоботок псевдопапилии больше походил на мушиный – кементарийские растения не обзавелись не то что нектарниками, а и самими цветами. Полупрозрачные крылья были испещрены тонкими прожилками, а не покрыты цветными чешуйками.

Так или иначе, а псевдопапилия не собиралась облегчать мою работу. Взмахнув крыльями, насекомое поднялось в воздух и исчезло вдалеке. Я вновь вернулся к кропотливой работе – бережно взяться за побег, напрягая зрение, провести кисточкой по тычинкам, а затем по пестику. Цветов было много (и в теории это должно было радовать), кустов было много (замечательно), поле было очень длинным. Оставалось радоваться, что в сухой сезон дожди на Южном материке были редкими гостями – холодное течение из-за квосточного мыса преграждало облакам дорогу от экватора.

Илуватар был почти неразличим – ночная часть терялась в дневном небе. Освещенная изогнулась среди ажурных облаков тонким серпиком, обращенным теперь в другую сторону. Точкой мимо него скользил «скайер». Необычное в последнее время зрелище – с нашим дефицитом энергии мы не могли позволить себе частые зарядки кольцевиков.

– Кто это летит? – спросил я работающего в соседнем ряду Геккона. Можно было глянуть расписание полетов в облаке диспетчерской, но не хотелось отвлекаться от работы. Геккон же мог молоть языком без остановки – и это не мешало его рукам и глазам выполнять сколь угодно аккуратную задачу.