– Куда вы ходили с Зедом, когда исчезли с костра? – спрашивает он по дороге.

– К нему домой.

Тело Хардина напрягается, окровавленные кулаки сжимаются, еще больше разрывая кожу на костяшках.

– Ты спала с ним? – спрашивает он, и я вздрагиваю.

– Что? Какого черта ты так решил? Тебе стоило б знать меня лучше! Кем ты себя возомнил, что можешь задавать такой личный вопрос? Ты дал мне понять, что я тебя не интересую, так? – кричу я.

– Значит, нет? – спрашивает он снова, и его глаза – как два лезвия.

– Боже, Хардин! Нет! Он поцеловал меня, но я не сплю с тем, кого почти не знаю!

Он наклоняется и останавливает машину, выдернув ключи из зажигания.

– Ты его тоже целовала? – Его глаза полуприкрыты, но кажется, будто он смотрит на меня в упор.

– Да… то есть не знаю, думаю, да. – Я не помню ничего, кроме лица Хардина перед глазами.

– Как это понимать? Вы пили? – Он повышает голос.

– Нет, я просто…

– Что просто?! – кричит он, нависая надо мной.

Я чувствую напряжение между нами и мгновение сижу, пытаясь взять себя в руки.

– Просто я думала о тебе, – признаюсь я.

Каменные черты его сглаживаются, и он смотрит мне в глаза.

– Пойдем, – говорит он, открывая дверь.

Когда мы входим, Карен и Кен сидят на диване в гостиной. Они смотрят на нас.

– Хардин! Что случилось? – спрашивает Кен, встревоженно вскакивая и подходя к нам, но Хардин отворачивается.

– Все в порядке, – ворчит он.

– Что произошло? – Кен поворачивается ко мне.

– Он подрался, но не сказал мне, с кем и из-за чего.

– Я же сказал: я, блин, в полном порядке, – злобно огрызается Хардин.

– Не говори так с отцом! – кричу я, и его глаза расширяются.

Вместо того чтобы орать на меня в ответ, он берет меня за руку и тянет из комнаты. Кен и Карен обсуждают ужасный вид Хардина; он тащит меня по лестнице, и я слышу, как его отец вслух спрашивает, почему Хардин начал приезжать сюда так часто, чего раньше с ним не случалось.

Когда мы оказываемся в его комнате, он круто разворачивается и прижимает меня к стене.

– Никогда так больше не делай, – шипит он сквозь зубы.

– Как? Отпусти меня немедленно! – требую я.

Он закатывает глаза, но отпускает меня и отходит к кровати. Я остаюсь возле двери.

– Не учи меня, как разговаривать с отцом. Сначала со своим отношения наладь, прежде чем вмешиваться в мои дела.

И после этого Хардин сразу остывает.

– Извини. Я не хотел этого говорить… просто вырвалось. – Он делает движение, чтобы обнять меня, но я отступаю в дверной проем.

– Это всегда «просто вырывается», да? – Я не могу сдержать слез. Упоминание о моем отце слишком жестоко, даже для Хардина.

– Тесс, я… – начинает он, но останавливается, когда я поднимаю руку.

Что я тут делаю? Почему продолжаю надеяться, что он прекратит эту бесконечную череду оскорблений, чтобы просто поговорить со мной? Потому что я идиотка, вот почему.

– Прекрасно. Ты именно такой, какой есть; ты находишь в людях слабости и используешь их. Ты используешь людей в своих интересах. Долго ты собирался сказать про моего отца? Наверно, искал возможность мне это сказать с тех пор, как меня повстречал!

– Черт! Нет! Я сказал это, не думая! И ты не такая невинная – ты меня нарочно провоцируешь! – орет он еще громче.

– Провоцирую тебя? Я тебя провоцирую? Ну-ка, просвети, когда я так делала?!

Я знаю, что нас слышит весь дом. Плевать.

– Ты всегда давишь на меня! Ты постоянно со мной борешься. Ты ходишь на свидание с Зедом, то есть трахаться с ним! Ты думаешь, мне это понравилось? Ты думаешь, я хочу, чтобы так вертела мной? Я ненавижу, когда ты липнешь ко мне. Меня бесит, что я не могу перестать думать о тебе. Я ненавижу тебя… ненавижу! Ты чересчур много о себе воображаешь…

Он замолкает и смотрит на меня. Я заставляю себя смотреть на него, не обращая внимания на весь этот фарс.

– Вот о чем я хочу сказать! – Он бегает взад-вперед, то и дело проводя рукой по волосам. – Ты… ты сводишь меня с ума, буквально трахаешь мозг! И у тебя еще хватает совести спрашивать, люблю ли я тебя? Почему ты меня спрашиваешь? Потому, что однажды я тебе случайно об этом сказал? Я же уже говорил, что это не так, так зачем ты все время спрашиваешь? Ты же хотела уйти, разве нет? Так зачем ты продолжаешь приезжать ко мне?

Мне хочется бежать, бежать отсюда и никогда не возвращаться. Мне нужно уйти. Пытаюсь остановить его, я так зла, что кричу единственное, что его остановит, что сможет на него повлиять.

– Нет, я продолжаю приезжать, потому что люблю тебя!

И тут же замолкаю, жалея, что слова нельзя взять обратно. Он и так заставил меня страдать; мне не хочется терять еще несколько лет из-за того, что он мне наплетет в ответ. Меня вполне устраивает то, что он меня не любит. Ловлю себя на мысли, что всегда об этом знала.

– Что ты сказала? – Он удивленно смотрит на меня, часто моргая, будто пытаясь подобрать слова.

– Давай, расскажи мне, как ты меня ненавидишь. И еще расскажи, какая я дура, что люблю кого-то, кто меня не ценит. – Перехожу на истерические рыдания. Тру глаза и вновь гляжу на него. Понимаю, что снова проиграла и нужно ретироваться, чтобы зализывать раны. – Я ухожу.

Я собираюсь выйти, но он делает большой шаг и оказывается рядом со мной. Кладет мне руку на плечо, но я смотрю в сторону.

– Черт возьми, не уходи, – говорит он взволнованно. Чем он взволнован, остается для меня загадкой. – Ты меня любишь? – шепчет он, поворачивая меня за подбородок к себе.

Гляжу на него в упор и киваю, ожидая, что он рассмеется мне в лицо.

– За что? – Я чувствую его горячее дыхание. Он выглядит каким-то… испуганным?

– Что?

– За что ты меня любишь… как ты можешь любить меня? – сипло спрашивает он.

И я понимаю, что ответ повлияет на мою судьбу больше, чем все, что было прежде.

– Как ты мог не видеть, что я люблю тебя? – спрашиваю я.

Он не верит, что я могу любить его? У меня нет доказательств, я просто чувствую. Он сводит меня с ума, заставляет быть злее, но я люблю его больше всех на свете.

– Ты говорила, что не любишь. И ты ушла с Зедом. Ты всегда бросала меня, ты ушла, когда я просил еще один шанс. Я говорил, что люблю тебя, но ты не верила. Ты знаешь, как мне было тяжело?

Я не сразу замечаю слезы на его глазах, потому что слишком отвлекаюсь на его грубую руку, держащую меня за подбородок.