– И однако же, зная о моем положении привилегированной принцессы, ты умудрился удержаться от любых шуточек в мой адрес?

В то время как сам он тащил на своих плечах большой бизнес, обремененный к тому же необходимостью поддерживать марку родового имени, совершенствуя мастерство, и не имел права на расслабление!

Он выглядел озадаченным.

– Всем известно, что ведьмы работают, когда хотят. А вот принцам приходится выкладываться со всей ответственностью.

Его губы слегка скривились, высказав претензию на королевский титул. Вероятно, это была защита от ее возможной бурной реакции на его слова.

– Кроме того, ты же дочь лавандовой поселянки и пчелиного профессора. Не морочь себе голову. У тебя надежные сельские корни.

– А ты сын профессорши и кондитера! – вспылила она. – Разве глупых мальчиков обычно не отправляют учиться на кондитеров, раз им не даются школьные науки?

Конечно, его род знаменитых кондитеров имел достаточно средств, чтобы надежно, из поколения в поколение, отправлять отпрысков на обучение в престижные заведения Шестнадцатого округа!

– Но почему же себя ты не считаешь простым обывателем?

– Некоторые люди рождаются принцами, а некоторые сами становятся ими, – гордо заявил он и стрельнул в нее насмешливым взглядом, ожидая очередного оскорбления.

Она выразительно промолчала, отказываясь оправдать его ожидание.

Его следующий косой взгляд послужил предупреждением о том, что он еще не закончил раскопки ее прошлого.

– Так ты, должно быть, пользовалась бешеной популярностью у кавалеров.

Она напряглась. Его глаза прищурились, словно ее напряжение стало для него звонкой монетой, лязгнувшей под его лопатой.

– Ведь у тебя было множество друзей – в двух-то странах!

Она пожала плечами.

– Когда мне стукнуло шестнадцать, я очень старалась завести близкого приятеля. Ну, в пятнадцать лет я впервые осознала, что приближается период бурных игр. И как раз после дня рождения события начали развиваться.

Он остановился посреди площади перед ратушей на фоне ее освещенного фасада.

– Поясни, что значит «очень старалась».

Она опять пожала плечами. Что за идиотство, почему глаза у нее опять на мокром месте? Иногда ей хотелось навсегда освободиться от своего прошлого.

– Мне казалось, если я полюблю кого-нибудь сильно, то мы сможем… всегда быть вместе. Тогда у меня появилось бы хоть что-то постоянное. Тогда мы могли бы… стать родными друг другу.

Ее ладонь выскользнула из его пальцев. Она рефлексивно сжалась, обхватив себя руками, и этот жест в точности передал ее детские стремления.

– Маленькая дурочка. Даже не хотела, чтобы он пользовался презервативами, поэтому вполне могла забеременеть.

– Боже упаси! – вырвалось у него.

– А он оказался маленьким зазнайкой. – Магали скривилась от воспоминаний.

– То есть желторотым юнцом? – сочувственно уточнил он.

Она сморщила нос.

– Очень больно.

– В первый раз?

– Просто… ну, время от времени… – Она замялась, подыскивая правильные слова. – Думаю, мне надо… разогреться. Чтобы… – Она не договорила.

– Привыкнуть к людям? – подхватил он.

– Я имела в виду нечто другое.

– Освоиться в мире?

– Ты вообще слышал, о чем я говорила?

– К… любовным играм? – Его усмешка, с какой он сыпал вопросами, растаяла. – Может быть, мы скажем, что тебе требуется время, чтобы… согреть душу?

Она сердито поджала губы, ничего ему не ответив.

– В общем… порой тебе было очень больно. А ты не пробовала предложить ему потерпеть, изменить стиль – или просто отвалить от тебя?

Она удивилась, услышав оттенок гнева в его голосе. Он пристально посмотрел на нее и обнял за плечи в порыве искреннего понимания.

– С тех пор ты успела повзрослеть.

Да, успела. И очень серьезно. Главным образом она поняла, что, в сущности, не так уж сильно нуждается в общении с людьми.

За исключением… одного человека, который в это самое мгновение стоял рядом, поддерживая ее…

Она тревожно передернула плечами. Его руки ласково отозвались на ее движение, словно он тоже вдруг представил себе, как дернулись ее обнаженные плечи.

– Мне кажется, дело тут скорее в форсировании событий, – призналась она.

– И мне тоже так кажется.

– То есть я имею в виду… попытки стимулировать отношения, чтобы устранить всякое непонимание. Чтобы возникшая любовь могла обрести твердую почву. А отношения могли стать долговечными. А они невозможны, если…

Она удрученно взмахнула рукой, пытаясь выразить то, что случалось всякий раз после того, как родители перевозили ее с места на место, после года ее отсутствия дружеские связи постоянно обрывались. И едва ей опять удавалось подружиться с кем-то и завязать новые отношения, как приходилось опять уезжать.

– А тот парень… понимаешь… в общем, он показался мне вполне приятным и искренним, но… он оставался всего лишь семнадцатилетним юнцом, отчаянно хотевшим секса.

Филипп помолчал. Они возобновили прогулку, но он не стал брать ее за руку, а продолжал обнимать за плечи. И когда он неожиданно заговорил, оттенок иронии в его голосе облегчил ей тяжесть затронутой темы:

– Интересно, какую рожицу скорчила бы моя первая подружка, вспомнив о нашем сексе.

– Она бы скорчила рожицу? Такое очень трудно представить, – невольно возразила ему Магали.

Но глубоко внутри, услышав о его прежних партнершах, она втайне мучительно сжалась. Почему они остались в прошлом? Чем вызваны его преходящие связи? Он ничего не говорил больше о том, как любит ее, – с того первого снежного дня, а когда в Париже снег, то любое чудо покажется правдой. Вот только снег легко и бесследно тает.

Не ведая о ее сомнениях, Филипп усмехнулся, покрепче прижав Магали к себе.

– Ma chйrie, я понимаю, что ты пытаешься унизить меня, но тебе это удается совсем не так успешно, как ты можешь думать.

Он приготовил для нее пирожное, покрытое шоколадными пластинками, похожими на панцирь броненосца или на чешую сказочного дракона. Лишь на самом верху в «броне» имелась прореха, верхние пластинки вокруг нее топорщились, образуя невыполнимую для любого другого кондитера шоколадную спираль и оставляя открытым глазок, поблескивающий мягкой, уязвимой начинкой. Он назвал новое пирожное «Le Ventre du Dragon» – «Чрево Дракона», и несколько критиков усмотрели в этом названии связь с огнедышащими драконами Толкина, а остальные приписывали вдохновение мифическому животному китайского Нового года, но восхищение было всеобщим.