Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поведение населения во время воздушных налетов претерпело некоторую эволюцию:
1) Воздушная тревога без налетов – народ продолжил свои дела и избегал прятанья в укрытия.
2) Воздушная тревога с налетом – (начиная с начала сентября и до половины октября) – народ без нажима милиции охотно укрывался там, где она его заставала.
3) Та же тревога с налетом (начиная с середины октября) – народ неохотно идет в укрытия. Даже милиция не стала настаивать, большинство продолжает свой путь.
Кроме того, если в первые месяцы ходили с противогазами, то теперь людей с противогазами трудно найти. Мне кажется, что эта индифферентность к воздушным налетам и артиллерийским снарядам объясняется тем, что ленинградцы выработали в себе чувство презрения к опасности. Первый и главный ужас заключается в том, что Ленинград блокирован немцами. В связи с чем установлен голодный паек – 300 г хлеба в сутки (служащим 150 г)[51], по 15 г сахара, крупы и рыбы с мясом. С такой кормежкой далеко не уедешь. Вчера, например, у меня от голода кружилась голова, что говорить про норму служащего. Плохо, очень плохо, в результате этого некоторые считают, что все равно умирать: от снаряда или от голода. Быть может, от снаряда или бомбы легче, чем от голода, и поэтому народ не прячется в щели и другие укрытия. Позавчера, проходя часов около 7 вечера по пр. Володарского во время воздушной тревоги, я увидел (сотрудниц УНКВД), я успел сказать, что сброшена фугасная бомба, и действительно, через 2-3 сек. раздался раскатистый грохот. Одна из спутниц заявила:
– Это в районе штаба.
– Нет, – говорю, – милая. Это будет несколько ближе, примерно около Гостиного двора.
Десятью минутами позже, проходя по Невскому, я увидел, что окна на Невском были выбиты от ул. Пролеткульта[52] и до Казанского собора.
Бомба, оказывается, упала около каланчи, рядом с Гостиным двором.
Трамваи стояли и после тревоги, т. к. были повреждены провода. Пришлось идти пешком. Народу шло очень много. Создавалось впечатление, что как будто бы народ идет с демонстрации в майские или октябрьские праздники. В темноте мы столкнулись с каким-то субъектом лбами, да так, что швы затрещали. Картуз мой полетел назад, еле нашел. Он огрел меня ласковым словом, я ему ответил тем же.
16 XI-1941 года
15 час. Сижу у себя в служебном кабинете. Немец обстреливает город из дальнобойных орудий. Снаряды ложатся вокруг нашего завода. Здание наше ходуном ходит. Стекла звенят, но не вылетают. Вот слышу свист снаряда. Слушайте, сейчас будет грохот разрыва. О, совсем недалеко шлепнулся. Разумеется, появились убитые и раненые. Вот сидишь и думаешь, который из них прилетит к тебе в гости. Сейчас прилег на кровать, но лежать не мог, т. к. кровать ездит по полу. Лучше буду продолжать писать.
Вчера в 18:35 был интенсивный налет немецких самолетов на Ленинград. Я находился у Жоржика, во время тревоги хотелось пройтись по городу, но он не пустил.
– Ты с ума сошел. Кому это нужно. Доходишь до беды, любитель острых ощущений.
Пришлось послушаться и вместе сидеть два часа в бомбоубежище. Дулись в кости, после отбоя поехал в управление, но больше пришлось идти пешком, т. к. трамваи стояли из-за поврежденных проводов. Мерзавцы бросили много фугасных и зажигательных бомб. Горело здание военной академии на пр. Володарского, около ул. П. Лаврова разорвались две бомбы. Одна из них развалила дом, а другая проделала воронку посередине улицы около 3 метров глубиной и диаметром около 10 метров. Рельсы были разрушены на большом расстоянии. Ох…
Ночевать пошел к П. М. После тревоги пришли Н. И. и Грабовский. Выпили немножко водочки, полученной от Жоржика, и пивца бутылочек 20. Съели сыра (прекрасный сыр), стакан кетовой икры и 300 хлеба. Такому ужину позавидовать можно в мирное время. Зато сегодня хожу голодный, в столовой дают щи с кониной. Попробовал есть и – тошнит. Пока не привык. Придется, как видно, привыкать, а то скоро и этого не будет. Настали холода, и питание еще более дает о себе чувствовать. Теперь не встретишь на улице ни одной румяной мордочки. Такие бледные, испитые ходят. Но ходят, и ходят бодро, невзирая на смерть, подстерегающую каждого из нас каждую минуту. Сейчас уже 18 часов, а обстрел продолжается.
Только снаряды ложатся несколько дальше от завода, чем днем.
Сегодня днем во время воздушной тревоги пошел пешком к заводу от ул. Гоголя. Совсем близко слышу зенитную стрельбу. Взглянул на небо и вижу: прямо над головой летит высоко-высоко вражеский разведчик. С земли он кажется величиной с почтового белого голубя. Его металлический корпус ярко блестел на солнце (день был великолепный, безоблачный, тихий, слегка морозный). Он держал курс с северо-востока на юго-запад. Зенитные снаряды пучками ваты то и дело рвались вокруг него. Но он спокойно продолжал свой путь. Наконец он скрылся в синеве небес.
Сегодня я убедился, как мы ненаблюдательны. До войны казалось, например, что в Ленинграде огромные здания, особенно на Невском пр. Оказывается, не совсем так.
Во время тревоги (это было в сентябре-октябре) народ спешит укрыться под высокие здания. А оказывается, на Невском таких совсем немного. Все больше четырех– и пятиэтажные. Даже такой домище, как на углу Володарского и Невского проспектов – где кино «Титан», – только пятиэтажный. А шестиэтажных раз-два и обчелся. Правда, теперь мало кто ищет, но в свое время это было. Проходил на днях