власти. Кто выпустит зверя наружу, тот, можно сказать, проиграл – и себе, и любви…

Ушёл в душ. Она открыла сумку. Вынула телефон. Увидела два сообщения. По щеке проскользнула слеза, на щеке и решила остаться. Комок горечи проглочен, и дрожащие пальцы писали ответ обоим абонентам: «Я УБЬЮ ХУДОЖНИКА ЗАВТРА!» …

Глава 8 У

сказок тоже есть конец…

«Завтра способно не настать, если отложить его однажды навсегда. Я понял, всего лишь, одну фишку. Всего лишь, одну и не больше, но я могу каждого из вас ею покорить! Способен покорить и себя! Я вижу всё, что происходит за моей спиною. Я не слепой. Чувства имеют глаза. Название может значить что-то для чего-то, но не более…»

Для себя он мечтал, а теперь ему это не вкусно. То же самое хочется с ней. Без неё уже нет здесь искусства, в глубине без неё только пусто, как средь тысяч прохожих людей…

«Слияние энергий, и мы уже парим, и говорим друг другу: это космос!». Её губы, как достояние. Заставить помолчать – как должное. И что-то между ними происходит, что не для наших уст – им также, как всему, не нравится лишь точность объяснений..».

Трепещал над вкуснейшей красавицей, боготворил её россыпью чувств. Полюбил в ней ту, что его обожает и ту, что отрицает это.

Ночь была буйной, но ничего её не омрачило. Раскрытость окон не в силах охладить тот жар, что создаёт любовь. Не налюбоваться, не насытиться.

Засыпать и просыпаться с ней оказалось счастьем, но будет ли он чувствовать его каждое утро?!

Утром рассказала, что ему приснилось, хотя сна он не помнил, но поверил в каждое её слово.

Ему снились его же мечты – то, что он желает нарисовать для себя и людей. Не чувствовал себя раскрытым, когда она начала говорить о них вслух – уже привык к ощущению, что она знает всю его жизнь. Иллиан же ни разу не догадался, что у художника на уме – всеми творениями Арлстау сбил его с толка.

Мечты близки к иллюзиям и далеки от предоставленных нам возможностей. Мы не задумываемся, для чего нам это, для чего нам то. Хочу и всё! А какова цена, а каковы последствия – мысли для этих мелочей, словно и не созданы!

Человек чаще мечтает не о своём восхищении, а о восхищении других людей его деянием. Ради одного мига тратятся годы мечтаний, а потом живёшь воспоминаниями о нём и размышляешь, что можно сделать ещё.

Мы ищем то, что любим, что вдохновляет и тешит самолюбие. Мы бежим от того, что ненавидим, что тычет пальцы в лицо и пытается открыть глаза.

А жизнь не желает быть скучной, догоняет нас тем, от чего бежим. И всё ради того, чтобы открыть двери к тому, что мы ищем.

Итогом может быть сдача оружия или выход из зоны комфорта. То, что больше всего ненавидел спасает от повседневного блуждания по кругу и открывает новый путь к мечте, что с опорой на возможности.

Да, прежний путь закрыт, комфорт выпал из обоймы, но перед ним новые горизонты, в которых легко распознать, какая мечта – иллюзия, а какая – явь.

Но художника всё это лишь ждёт. Сейчас его томят другие мысли.

Думал о жизни своего отца. Его жизнь болтается между гранями «невозможно осмыслить» и «нереально принять». Он ходит и по лезвию, и по разбитому стеклу, и по раскалённому железу. Такими люди восхищаются, но в тайне, даже от самих себя. Многие захотели бы жить, как живёт он, как будто не помня прошлого, словно не думая о будущем, но, стоит окунуться в его жизнь, сразу же вынырнешь и выйдешь на берег. Мечты его безоблачны, простые, как у многих – дом на берегу и море удовольствия. Но, как это может быть мечтами?

Так много «но» среди красивых фраз, и хоть бы раз всё было очень просто! Ты их расставил, поделив по росту, но так и не закончил свой рассказ…

Жизнь Анны, даже не мог представить. Кто она? Архитектор? Музыкант?

Все тонкости её характера были приняты; изъяны и излишества восприняты, как родное. Изъяны должны радовать, а не раздражать. Если когда-то радовал, а сейчас раздражает, то человек может перестать быть вашим. Хотя, всё можно исправить, если захотеть, хоть чаще и не хочется.

Арлстау верил, что Анна его навсегда, что он её мужчина на всю жизнь, но всё бывает в жизни, и самая великая любовь способна зачерстветь от не протёртой пыли…

–Нарисуй мою душу! – прошептала она, глядя на полотно луны и видя в нём то, чего художник не видел.

«Природа ли наделила её такими глазами, которые видят то, что другие не способны, или она сама так вмешалась в свою суть?» – думал художник и улетал в мечтах в жизнь Данучи, где он с ней вдвоём всё расставляет на свои места. «Быть может, покажет мне то, чего я не вижу…», – в его мысли нет корысти, в нём добрый умысел.

Художник стоял к ней спиной и молчал, и не знал, что в итоге ответит. Вспомнил то, о чём забыл и подумал: «За что мне всё это?!».

«Эта фраза меняет жизнь, если повестись у неё на поводу. Перемены не страшны, но терять ничего мне не хочется! Мой мир из двух людей, а это мало…».

Сомнения почувствовать легко, и вовсе они не обидны, но, всё же, сказала: -Забудь…

Но нет, уже не забыть. Молчал и представлял, как рисует её душу.

–А ты бы мою душу нарисовала? – ответил ей, наконец.

–Если бы умела, то это первое, что я хочу нарисовать!

–Хочешь рисовать души?

–Да, – ответила она и заглянула в глаза. – Но мне бы хотелось рисовать души лишь вместе с тобой!

Ответ задел художника за живое, и каждый раз, когда потом, в будущем вспоминал его, он звучал в голове тихим голосом, которому хочется верить. Сколько бы стрелок часов не сломалось, всегда вспомнит его именно так.

–Ты слышишь лишь светлые мысли людей! Ядовитые слова до тебя не долетают! – поделилась она с ним своим наблюдением.

–Так и должно быть. Зачем мне слушать плохое?! Не хочу ни с кем вражды и творить то, что способно разрушить, а не воскресить!

–Не все верят в будущее, которое ты посетил своим искусством, а зря. – искренне делилась она. – Но ты ведь можешь всё изменить. Сам знаешь, какая в тебе сила…

–В болото любят лезть