Когда мне исполнилось пятнадцать, к маме пришло письмо. «Мы знаем кто вы и можем помочь» — гласила вложенная записка. Там же был билет на самолет до Италии и купюра в сто долларов. В те времена это были большие деньги. На обороте записки значился адрес, куда нужно прийти. Я колебался, но мама сразу же ухватилась за эту возможность уйти из города, где есть опасность быть раскрытой. Но один билет значил, что те неизвестные люди ждут одного человека, а мама не хотела меня оставлять здесь. Поэтому она купила еще один билет на тот же самолет, и через неделю, в назначенное время отлета, мы навсегда распрощались со своим старым домом.

Стюарт сделал короткий перерыв, но мы не задавали вопросов, поэтому он продолжил.

— Думаю, вы знаете, что это было за письмо и от кого оно. Примерно в сороковых годах Алан начал собирать умерших по истечению десятилетия со дня их смерти. Так как мы попали почти в первые года проведения этой процедуры, то застали в штабе демонов сравнительно много умерших, хотя на деле их было не больше двух дюжин. Как только мы пришли, я сразу почувствовал, что чужой среди всей этой толпы, и что меня не должно здесь быть. Но и мать оставлять я не хотел, поэтому просто держал её за руку и ждал, что будет дальше.

Все умершие находились в главном зале штаба. Они общались, знакомились, делились впечатлениями о своей жизни и ждали. С каждым умершим поочередно проводили беседу в отдельной комнате, а в это время остальные сидели в зале и ожидали, когда же их позовут. Если кто-то начинал скучать, он мог уйти в город, развеяться, но должен вернуться не позднее чем через пять часов.

В общем, мы с мамой ждали среди этих умерших. И когда пришел её черед, я пошел вместе с ней. Мы вошли в просторную комнату, похожую на рабочий кабинет. За большим столом сидел Алан. Справа и слева от него, неподвижно как статуи, стояли Лука и Луиза, бесстрастно глядя вперед. Сзади спершись спиной на стену, стояла Беатрисс — до сих пор помню её скучающее и слегка раздраженное выражение лица. На подоконнике, словно какой-то подросток, сидел Гримуальд и лениво ковырял пальцем стекло. В то время он выглядел менее вызывающе, чем сейчас.

Из всех них, казалось, лишь один Алан был по-настоящему заинтересован во всем происходящем.

Когда мы с мамой зашли, они первым делом обратили внимание на меня. Не ждали, что с мамой придет еще кто-то. «Здравствуйте, миссис Каминг,» — сказал Алан. — «Могу я узнать, кто это с вами прибыл?». «Мой сын» — ответила, напуганная их красными глазами, мама, — «Он простой человек, но ему известно о том, что со мной происходит». Алан смерил меня долгим пронзительным взглядом, от которого у меня мурашки по коже прошлись, но я старался не показывать своего страха и держался прямо. Кажется, даже с легким вызовом.

«Вы знаете, что именно с вами происходит?» — спросил он, взглянув опять на маму. «Я мертва, верно?» — произнесла она, и Алан кивнул. «А вы знаете, почему вы выжили, после своей смерти?» — спросил тогда он, и мама покачала головой. Тогда он начал спрашивать маму о каких-то голосах внутри неё, об ощущениях, а я ничего не понимал. Когда он произнес слово «демон», я полностью перестал улавливать суть разговора, так как мама никогда не говорила мне о демоне, внутри неё, даже не упоминала о голосах и дискомфорте от его силы.

Когда Алан спросил, какой голос слышит мама, она ответила, что голос женщины. В этот момент я успел заметить ухмылку, проскользнувшую на лице Беатрисс, но не предал этому значения.

— Демоном вашей матери была Лилит? — ужаснулась я.

— Оказалось, что так, но тогда это ничего мне не говорило. После этого Алан спросил как, когда и зачем мама просила демонов о помощи. Она вдруг взглянула на меня и ответила, что примерно пятнадцать лет назад, когда рожала меня. Роды оказались трудными и был шанс выкидыша, но мама кричала, молила, чтобы её сын родился живым. И я родился: живым и крепким. Она просила не о своем спасении, а о моем. Тогда же она спросила Алана, это ли повлияло на мою память. Заинтересованный проблеск я заметил в его красных глазах, и он попросил её уточнить. Мама рассказала, что я запоминаю каждую секунду, каждую незначительную вещь, запоминаю все с первого мгновения, как начал думать.

И, кажется, с того момента я стал им намного интересней матери и всех умерших, находившихся в зале. Алан тут же велел Луке отпустить всех умерших и сообщить, чтобы они пришли завтра. После этого он придвинулся ко мне и велел рассказать все, что так или иначе касается моей памяти. Особенности, детали, когда я начал запоминать, как это протекало, было ли что-то, чего я не мог запомнить, были ли боли в голове, непонятные ощущения, голоса…  он расспрашивал меня несколько часов, а я смиренно отвечал на каждый вопрос, не в силах солгать или что-то утаить. Я был напуган и хотел уйти, но под взором этих красных глаз даже шелохнуться страшно.

Когда он выжал из меня всю информацию, как сок из лимона, я чувствовал себя таким же опустошенным и ужасно усталым. Я был жив, в отличие от них и матери, и мне требовалась еда и сон. Демоны отпустили нас только под вечер. Но вместо того, чтобы отослать ждать где-то в городе, они выделили нам комнату в своем штабе, отправили меня туда спать, а сами продолжили разговор с моей мамой. Но, чувствую, в большинстве своем расспрашивали они обо мне. Я думал, что не смогу уснуть, но вырубился, как только голова коснулась подушки, и проснулся лишь под утро, когда мама пришла посмотреть, как я.

После этого мы с мамой остались в штабе демонов. Алан велел мне каждый день читать большие и непонятные книги и пересказывать максимально дословно их содержание. Мне не было известно, почему его так заинтересовала моя память, но теперь я понимаю, что это был простой интерес и еще один шанс узнать о влиянии силы демона на простого человека. Или, может быть, он искал во мне нового агнца, я не знаю. Маме не нравилось, что демоны меня так нагружают, но она не спорила и не перечила.

А через год она вдруг…  умерла. По настоящему. Я видел её