Здесь, в Париже, Джамалуддин и один из его египетских протеже, Мухаммед Абдо, начали издавать журнал под названием «Наикрепчайшая связь». Вышло лишь восемнадцать номеров – затем нехватка денег и другие трудности вынудили закрыть издание; но в этих восемнадцати номерах Джамалуддин сформулировал основу своего кредо, ныне называемого панисламизмом. Он утверждал, что все, казалось бы, локальные схватки мусульманских и европейских держав в разных местах и по разным поводам – между иранцами и русскими за Азербайджан, между османами и русскими за Крым, между британцами и египтянами за банковские займы, между французами и алжирцами из-за продажи зерна, между британцами и народами Индии и Афганистана из-за расположения границ, и так далее, и тому подобное – в сущности, не множество мелких стычек по частным поводам, а одна великая борьба ради одной великой цели между двумя мировыми силами: Исламом и Западом. Он первым начал использовать эти слова парой, как однородные, но исторически противостоящие друг другу категории. Где-то в этот период Джамалуддин, по-видимому, посетил…

• Соединенные Штаты, но о его деятельности там известно мало. Также он несколько раз побывал в…

• Лондоне, где спорил с Рэндольфом Черчиллем, отцом Уинстона Черчилля, и другими британскими лидерами о политике Великобритании в Египте. Кроме того, он побывал в Германии и провел некоторое время в Санкт-Петербурге, столице России. Когда журнал закрылся, ничто больше не удерживало Джамалуддина в Европе, так что он отправился в…

• Узбекистан. Здесь уговорил царские власти позволить ему печатать и распространять Коран для мусульман – подданных царя, а также переводить, публиковать и распространять другую исламскую религиозную литературу, в Средней Азии уже несколько десятилетий недоступную. Его усилия привели к возрождению ислама в регионе. Кроме того, здесь Джамалуддин наконец сформулировал идею, которую долго вынашивал: мусульманским странам следует воспользоваться соперничеством между европейскими державами, чтобы обеспечить себе независимость – поддерживать Россию против Британии, Германию против России, Британию и Францию против России и так далее. Именно эти мысли в двадцатом веке легли в основу глобального «движения неприсоединения». В 1884 году он переехал в…

• Иран, где работал над реформой судебной системы и на этом вопросе столкнулся лбом с местными улемами. Обстановка накалилась; пришлось спешно вернуться в Среднюю Азию. Однако в 1888 году иранский шах Насреддин пригласил его вернуться, пообещав сделать своим премьер-министром. Насреддин боролся за власть с местными улемами и полагал, что «модернизм» Джамалуддина ему в этом поможет. Джамалуддин переехал в Иран, хоть и стал там не премьер-министром, а шахским советником. Однако на этот раз вместо атак на улемов принялся атаковать самого шаха за его привычку продавать колониальным державам экономические «концессии». Самым поразительным примером этого во время пребывания Джамалуддина в Иране стала безусловная концессия на табак, полученная британскими компаниями: в результате англичане получили контроль над всеми этапами производства и продажи табака в стране[69]. Джамалуддин призвал к табачному бойкоту – стратегия, которая потом использовалась во многих странах множеством политических активистов, в том числе знаменитым индийским антиколониалистическим лидером Махатмой Ганди (как известно, он призвал индийцев бойкотировать английский хлопок и вместо этого выращивать свой собственный). По призыву Джамалуддина толпы иранцев вышли на улицы, протестуя против шаха; тот уже жалел, что пригласил в страну афганского (или иранского?) реформатора. Джамалуддин даже уговорил одного известного аятоллу объявить табачную концессию антиисламской. Тут терпение шаха лопнуло. Он прислал к дому Джамалуддина солдат, чтобы сопроводить его до границы. Так в 1891 году Джамалуддин вернулся в Афганистан, а затем поехал в…

• Стамбул, где османский султан Абдул-Хамид выделил ему дом и пособие. Султан полагал, что панисламистские идеи Джамалуддина смогут каким-то образом принести ему политические дивиденды. Здесь Джамалуддин продолжал писать, преподавать и произносить речи. Интеллектуалы и активисты со всех концов мусульманского мира приезжали сюда, чтобы с ним встретиться. Великий реформатор говорил им, что первейший принцип ислама есть иджтихад, «свободное мышление»; однако это свободное мышление, продолжал он, должно отталкиваться от базовых принципов, запечатленных в Коране и хадисах. У каждого мусульманина есть право истолковывать писания и откровения так, как ему кажется верным; но мусульмане как община должны воспитываться в этих принципах, укоренных в откровениях. Величайшая ошибка мусульман, главная их слабость, продолжал Джамалуддин, вызвана тем, что они повернулись спиной к западной науке, но принимают западное образование и общественные нравы. Нужно поступать ровно наоборот: западную науку принимать, но закрыть ворота перед западными нравами и системой образования.

К несчастью, в 1896 году шаха Насреддина убил один иранский студент. Иранское правительство немедленно обвинило в этом Джамалуддина и потребовало, чтобы его выдали в Иран для наказания. Султан Абдул-Хамид отказался, однако поместил великого реформатора под домашний арест. Позже в том же году Джамалуддин заболел раком ротовой полости и попросил разрешения выехать в Вену на лечение, однако султан ему в этом отказал. Вместо этого он прислал своего личного врача. Придворный врач решил побороть рак путем удаления нижней челюсти. Вскоре после этого Джамалуддин аль-Афгани умер и был похоронен в Малой Азии. Позже тело его было перевезено для нового погребения в Афганистан. Откуда бы он ни начал свой жизненный путь – завершил его в Афганистане: его прах покоится в сердце кампуса Кабульского университета.

Любопытно отметить, что у Джамалуддина аль-Афгани не было ни должности, ни какого-либо официального положения. Он не правил страной. Не имел армии. Не занимал официальных постов в каком-либо правительстве. Никогда не основывал политическую партию, не возглавлял движение. У него не было ни служащих, ни подчиненных – никого, кому можно отдавать приказы. Более того: он не оставил после себя ряда книг, или хотя бы одной книги со связным изложением своей политической философии – чего-то вроде исламистского «Капитала». Перекати-поле, смутьян, вечный мятежник – вот кем он был.

Однако его влияние на мусульманский мир невозможно переоценить. Как это получилось? Благодаря его ученикам. Джамалуддин аль-Афгани действовал в каком-то смысле как пророк. Сила и харизматичность его проповеди напоминала искры, из которых всюду, куда они летели, возгоралось пламя. Его протеже Мухаммед Абдо стал ректором знаменитого университета Аль-Азхар и главным религиозным лидером Египта. Он писал книги, в которых развивал и систематизировал модернистские идеи Джамалуддина.

Другой ученик Джамалуддина, Заглул, основал политическую партию под названием «Вафд», которая со временем развилась в движение за независимость Египта. Еще один ученик стал религиозным лидером в Судане и там под именем «Махди» поднимал народ против англичан. В Иране вдохновленный им Табачный Бойкот породил целое поколение активистов, в двадцатом веке создавших конституционалистское движение.