Где это видано? Шесть сотен за какую-то скотину! Подумать только!

– Согласна. За скотину это очень много, – будто искренне не понимала возмущения Паучихи мама. – За лошадь Ревущего холма – в самый раз. Вы видели наших скакунов? У мужа спросите. Ножки у всех тоненькие, как иголочки, шерсть блестит перламутром, глаза умные, что хочешь сделают, только арифметику не считают, а скачут как, а? Как летят. Пожалуй, семи сотен будет достаточно. Сделка?

– Семь? Уже семь? Было же шесть!

– То есть на шесть сотен вы согласны?

– Дорогой, ты слышал? – Виттория-Лара обратилась к мужу, разбудив его: – Нам предлагают купить лошадь за семь сотен золотых!

– Предлагают – покупай, – не особо вникнув в суть предложения, буркнул мужчина потрёпанного вида.

– Но это безумно дорого!

– Тогда не покупай, – граф де Бароз икнул и проглотил остатки вина.

– Что же, – ответила не привыкшая отступать Виттория-Лара. – Похоже, мне придётся обратиться к главе вашей семьи.

– Это к кому же?

– К вашему мужу, разумеется. Сэру Нексо.

– Нексо мой муж, да, но при чём тут глава семьи? – продолжала строить из себя круглую дуру мама Ибб. – Отродясь таких в нашей семье не бывало. Но если вам надобно побеседовать, то вон он, – торговка показала толстым пальцем в сторону супруга, – шепчется с нашим младшеньким. Вы и у нашего Гекто спросите, что надобно. И у Дасте, они вам ответят: и по цене ответят, и по доставке. Стойте, куда же вы, Виттория-Лара?

Проводя графиню Шеноя наигранно расстроенным взглядом, мама Ибб поудобнее устроилась на своём стуле и ласково поправила воротничок на платье заснувшей внучки.

Дитя весь пир строило глазки виночерпию из укрытия и что-то шепнуло тому на ухо, когда парень наклонился наполнить кубок Иммеле. Фин улыбнулся, но быстро стёр с лица улыбку и ушёл.

– Ройс? – мать призвала Дитя вести себя достойно, когда оно, сев на место и затолкав в рот кусок отбивной и рагу и выждав в нетерпении минут пять, похватало несколько яблок из корзины, вскочило с места и собралось удалиться, сказав, что хочет спать. – Ну, где это видано?

– Мам, мне надо, – замялось Дитя. – Правда.

Теабран удивился, услышав в голосе их высочества неожиданную нотку смущения.

– Подойди, – Иммеле поманила Дитя к себе и увела его за руку в сторону колонн. Теабран видел, как жена взяла лицо Дитя в ладони. Правда, их высочество сразу попыталось увернуться от материнской ласки, но, получив нежный поцелуй в щёку, было вынуждено признать, что битву за личное пространство проиграло, и приняло объятия.

– Спасибо, – смог прочитать по губам Теабран.

Воистину странный сегодня был день. Дитя никогда никого не благодарило, по крайней мере искренне.

– В таверну? – спросил король жену, когда она вернулась на своё место. – Куда ещё Рене может уйти так рано?

– Нет, – возразила Иммеле, отпивая из кубка, – наше Дитя устало. Наверное, колдовство Гезы ударило не только по тебе.

– И лечить его надо вином? Помнится, после того как я упал на площади, мне ты бутылку не давала. Их высочество слишком много пьёт. Я считаю, надо прекратить потакать этому пьянству. Рене заливает за воротник как сапожник.

– Жаль, что ты вспоминаешь о потребностях Рене, только когда речь заходит о бутылке, а не о войне.

– Иммеле, хотя бы не сегодня.

– Ты прав. Что было, то было.

Данка вместе с двумя десятками слуг едва успевала менять блюда и подносить господам фрукты. Спина болела от тяжёлых подносов, ноги горели огнём от усталости. До конца пира оставалось ещё часов шесть, а потом ещё надо подготовить комнаты гостей ко сну, натаскать в ванные воды, помочь переодеться. Едва ли сегодня будет время на отдых.

– Принеси ещё куропаточек, милочка, – привлекла её внимание графиня Мраморной долины.

– И яблок в карамели, можно сразу три? – окликнул её Дасте. – И зефирное пирожное для леди Имадеи, пожалуйста.

– Какой хрен разлил у моего стула вино? – ругался Адарих Корбел. Теймо, как виноватый, будто это был он, молча краснел и зажёвывал стыд черешнями в сахарной пудре.

– Ясна, ты ничего не съела, – тронул плечо принцессы Дасте Саэд. – Данка, тебя же так зовут? Поменяй-ка тарелку принцессе. Может быть, она хочет чего-то другого? Например, купаты. Они чудесны. Мой поклон вашей кухарке. Ясна, ты будешь купаты?

– Ой! – Влахос схватил Данку за локоть и поволок в сторону выхода. В коридоре было пусто. Дети Виттории-Лары шумели где-то вдалеке. Свидетелей не было.

– Пустите меня, пожалуйста, – девушка, пряча глаза, предприняла попытку к бегству. – У меня очень много работы.

Влахос только сильнее сжал её запястье и уволок к маленькой винтовой лестнице, ведущей в каморку с мётлами.

– Что вам от меня надо?

И снова слёзы обиды и предательства встали в горле комком. Он почувствовал, как она напряглась, вся скукожилась, зажалась, отторгая его прикосновения всем своим естеством.

– Пожалуйста, отпустите.

Послышались голоса.

– Ш-ш-ш!

Валеска и Флорестелла, прячась от брата, хихикая, шмыгнули мимо притаившейся парочки и убежали за угол. Влахос убрал с губ Данки ладонь. Его лицо, вопреки ожиданиям, не было грозным, как минуту назад, когда он одним взглядом отпугнул от себя чью-то придворную дочку, которая, узнав настоящий титул «влахоса» Ээрдели, пожелала угостить страдающего в разлуке с супругой князя виноградом.

– Данка? – он нерешительно положил руку ей на плечо. – Не убегай от меня.

– Не убегать? Те солдаты в Негерде… Они были хотя бы честны со мной, что я для них пустое место, о которое можно вытереть ноги, а вы? Лучше быть никем, чем чувствовать себя дешёвкой.

– Нам с тобой поздновато ли переходить на «вы».

– Самое время.

– Данка, послушай…

– Нет, – девушка скинула его руку со своего плеча. – Я знаю, что того пленного убили вы. Сеар мне рассказал. Сам он понял по следу от гарроты на его шее. Спасибо. Но впредь не подходите ко мне. В Туренсворде больше двух сотен слуг, и я думаю, кому-то, кроме меня, будет под силу приносить вам в покои вино. Если я вам хотя бы немного нравилась, вы выполните мою просьбу.

– Ты многого не знаешь, – он снова прижал её к стене, будто силой пытаясь внушить ей понимание своего положения.

– Да, не знаю, – Данка пожала плечами и грустно улыбнулась, пряча взгляд. – Я даже не знаю вашего настоящего имени.

Он убрал руки. Но прежде, чем она ушла, Влахос снова окликнул её.

– Я хочу, чтобы ты знала, – тихо произнёс он с такой натугой, будто каждое слово отдавалось болью у него в груди. – Я никогда никому ничего не говорил. Не слушай Дитя.

– А разве теперь это важно? – обернулась Данка. На Влахоса смотрела маленькая грустная девочка. – Вы князь Гирифора, я служанка, теперь всё стало на свои места. Мне нужно идти.

И она поспешила в тронный зал, где тут же принялась отчищать от пола кем– то разлитый перечный соус.

– А она и говорит: «Послушайте, но это же был мой дядя Вальдемар!»

Собравшиеся вокруг Дасте Саэда взорвались гомерическим хохотом.

«Какое непритязательное чувство юмора», – с досадой подумал Корвен, не оценив шутку старшего брата леди Нилы, полностью отвечающую вкусам придворных. Солидарный с ним сэр Виллем предложил камергеру в знак того, что разделяет его умозаключения, чокнуться кубками.

– Какой забавный молодой человек этот Дасте, – обмахивалась пушистым веером одна из раскрасневшихся от смеха придворных дам.

– И не говорите, – давилась смехом вторая, – даром что торговцы. Я чуть было не порвала от смеха свои лёгкие.

– Принцесса Ясна, – третья старалась привлечь постоянно шмыгающую носом над тарелкой девочку к общему веселью и шуткам, – принцесса Ясна, что же вы сидите, нос повесив? Сегодня такой прекрасный день. Хоть бы поздравили вашего дядю.

Ясна подняла глаза от нетронутой тарелки.

– Вы шутите?

– Какие уж тут шутки, милая? – на полном серьёзе продолжала дама. – Девушке в вашем положении следует быть учтивее с родственниками.