Комнату вдруг озарила ярчайшая огненная вспышка. Языки пламени, десятки языков хлестнули в разные стороны, лизнув лицо Сенты, стены, потолок. Огонь был настолько обжигающ, что свеча в одно мгновение оплавилась до половины и растеклась по скатерти бурыми потёками.

– Ой! – Сента схватилась за лицо и заплакала. – Ой, больно!

– Дура! – мать, забыв, чем собиралась продолжать запугивать Надашди, отшвырнула книгу и с силой оторвала руки дочери от её лица, оценивая ущерб. Кожа, это было видно даже в полумраке, покраснела, часть левой брови сгорела, а на её месте оказался красный воспалённый рубец с прилипшими к нему опалёнными волосками.

– Ничего страшного, – сардари оттолкнула от себя изуродованное лицо дочери, как отбрасывают испорченный фрукт. – Лёгкий ожог, только бровь опалила. Улли, отведи её на кухню, пусть Нергуй-Хаан даст ей настойку арники. И проследи, чтобы эта идиотка её не выпила, а протёрла ожоги! И по какой такой воле богов дар оказался у тебя, а не у твоей сестры?

Сента обиженно захныкала и убежала. Послушник, преследуемый неприятным взглядом Астуры, последовал за ней.

– Знала, что так будет, – девочка пожала плечами и выложила перед собой три карты. – Утром разложила «Подкову», и у сестры выходила травма.

– Дар заклинателей огня! О! – Меганира опустилась в кресло уже без того змеиного изящества, которым всего секунду назад сквозил каждый её жест, словно проступок неумехи-дочери вдруг сорвал с неё какую-то маску, явив свидетелям вместо уравновешенного неземного существа, полного выдержки и холодного гнева, настоящую ведьму, исполненную пышущей огнём ярости. – В роду Дочерей Трона он передаётся через поколение от бабки к внучке! И по какому только нелепому стечению обстоятельств он вдруг открылся у моей старшей дочери вместо будущей внучки?! – тонкие полосы вместо бровей сомкнулись на переносице, придав белому лицу выражение особенной злобы. – И ладно бы Астура, но Сента! Ни капли мозгов! В её глазах огонь, но управлять она им не умеет! В её возрасте я зажигала свечи, тушила костры взглядом, а она не может даже сделать пламя чуть ярче, не устроив пожар. Надеюсь, когда-нибудь она полезет сама растопить камин и загорится! Можем быть, хотя бы тогда она научится управлять огнём, чтобы не сдохнуть?!

– Разве не жестоко так говорить матери о своём ребёнке? – вскочила с места встревоженная Надашди, но потом медленно села, не выдержав тяжёлого взгляда хозяйки замка. – Прошу прощения, сардари.

– Ребёнок… – хмыкнула Меганира, будто речь шла не о её дочери, а о скотине в хлеву. – Именно так моя бабушка когда-то и научила меня подчинять пламя моей воле. Подожгла моё платье. У меня до сих пор остались шрамы от ожогов на ногах. А мне было всего семь. Мы не дети. Мы Дочери Трона. А ты, похоже, и понятия не имеешь, что это значит, не так ли?

– Я о вас слышала, – возразила Надашди. – В деревне болтали.

– В деревне болтали. Дура. Даже Улли знает больше твоего. А ведь его вера вообще призывает сжигать таких, как мы! – Меганира осушила свой кубок и кинула его в огонь. – Дочери Трона – древнейший род могущественных ведьм, которых сравнивали по силе разве что с дикими племенами белоглазых эллари, которые ради получения дара оставляли своих детей на усмотрение Чарны, – Меганира не отрываясь смотрела, как полыхает пламя огарка свечи. – Решит раскрыть их дар – оставит в живых, нет – вырвет сердце. Неудивительно, что магов среди эллари существует так мало, но мы!.. Дочерей Трона ещё меньше, впрочем, в нас тоже есть кровь белоглазых колдунов. Мы рождаемся другими, отличными даже от эллари, которые видят мир сквозь туманную пелену видений и намёков, общаются с духами и узнают будущее у безликого шёпота. Моя мать могла вызывать шторма и снежные бури, бабушка усмиряла диких вепрей и медведей. В моём роду были и такие, кто звуком собственного голоса мог заставить сердца остановиться. Мои предки женского пола обладали удивительными талантами и возможностями, немыслимыми для ограниченного ума обычного человека.

– Только женского? – переспросила Надашди.

– Конечно. Откуда ж у мужчин нашего рода взяться дару, если мы их изводили?

– В каком смысле? – служанка не была уверена, что правильно поняла слова сардари.

– Сразу при рождении, – вздохнула уставшая от недогадливости служанки Меганира. – Ядом, топили, как котят, кто как. Я, например, предпочитала подушку и кинжал. Ты не найдёшь ни одной книги о роде Каррго, где упоминалось бы хоть одно мужское имя, кроме имён наших мужей, разумеется, и умерших мальчиков.

– Но зачем вы их убиваете? Детей любовниц – я ещё могу понять, но ваши собственные дети. Почему?

– Ты всё-таки ничего о нас не знаешь, наивная деревня, – Меганира поправила широкий серебряный браслет на запястье. – Потому что мы Дочери Трона – род сардари, которые правили Касарией едва ли не с момента раскола Норинат. Наша корона и власть передавались только дочерям. Да, в нашем роду бывали мальчики. Конечно, уж куда без них? Но история моей семьи научила нас от них избавляться, как избавляются от занозы. У моей прапрабабушки Нейны, к примеру, был сын, милый-милый Хайм-Гууз, которого она решила оставить вопреки правилу рода и воле своей матери. Черноволосый, красивый и умный мальчик. Когда подрос, он, снедаемый страхом перед её даром заклинательницы огня и, конечно же, завистью, объявил её ведьмой и попытался проткнуть кинжалом во время мятежа. В этот момент её любовь к нему внезапно испарилась, уступив место голосу крови. Она разбила его восстание, подвесила сына на крюках за рёбра и отправила на костёр, зажарив, как свинью. Это был первый и последний мальчик рода Каррго, который пережил младенчество. Мои предки избавлялись от своих мальчиков, я – от своих и от бастардов мужа. У женщин рода Дочерей Трона нет сочувствия к мужчинам. Атрофировалось со временем.

– Так вот что это за урны в покоях самрата, – страшная догадка озарила лицо Надашди. – Это прах.

– Сыновья Тонгейра, – подтвердила её мысли Меганира. – Наяр, Ройхо, Димак, Кирьян, Фейран, Салман – так он их зовёт, говорит с ними. Но для меня это не дети. Лишь те, кто мог отнять трон у моих дочерей. Слышала, что произошло в Ангеноре? Бастард короля, который жил у чёрта на рогах, вдруг явился в Паденброг и забрал себе власть. Не отдам.

– И самрат не отомстил вам за убийства? Он же знает, что это вы?

Смех сардари прозвучал страшнее, чем любая угроза.

– Конечно, знает, дура. Я сама ему сказала. Но мне он вреда не причинит, даже если очень этого захочет. Он уже пытался, и не раз, и ничего не вышло. Увы! О, вижу твоё замешательство. Но нет, не спрашивай Нергуй-Хаан, старуха накормит тебя байками. Если тебе интересно, я расскажу тебе сама, что и почему. Хочешь?

– Хочу.

– Хм. Сколько интереса. Ну что же? Слушай. Ты знаешь, отчего вообще мой драгоценный муж всем своим существом ненавидит ведьм?

– Он говорил про Единого Бога и его волю.

– Вздор! – от резкого движения руки Меганиры огарок свечи вспыхнул и загорелся ярче факела. – Ерунда и сказка для ушей наивных девок. Мой муж не настолько верующий человек. Жил бы по правилам «Четырёхлистника» – стал бы монахом. Нет. Мой муж ненавидит всех ведьм из-за меня. Меня одной. Видишь ли, служаночка, когда он был совсем ребёнком, его отец сверг с трона мою мать Исидею и утопил её в озере Нетающего Льда, а меня взял к себе на воспитание, чтобы отомстить покойнице, которая его отвергла. Мы выросли с Тонгейром вместе, и если я его видела отпрыском врага, то его со временем угораздило в меня влюбиться, и когда мы выросли, он сделал мне предложение. Не скрою, мне было приятно наблюдать, как он мучается, когда я, как и моя мать его отцу, ответила ему отказом. И что же сделал после мой отвергнутый Тонгейр вместо того,