Да я вообще не понимаю, почему до сих пор здесь стою!

— Правду? Правда в том, что с тех пор, как ты появилась всё пошло наперекосяк! Моя милая наивная девочка, ты со своими эмоциональными качелями всю душу ему уже вымотала, — пропела Марина, вкладывая яд в каждое свое слово. — Думаешь, я не вижу, как это отражается на работе? На общении с близкими? Хочешь сказать, Сашка сейчас счастлив? Да ни хрена подобного! Пускай уж лучше рядом с ним крутится Янка. Что при ней, что после неё у нас все показатели на высоте были. Не то что сейчас… Лиз, шла бы ты по-хорошему, правда. Контракт у тебя уже есть, свой кусок ты уже отхватила. Вот живи и радуйся!

Опять она с этим контрактом, чёрт бы его побрал! Вместе с самой Вишняковой и её извращенной дружеской заботой!

Как же я устала, что мой мир в очередной раз перевернулся с ног на голову. Устала чувствовать себя разбитой, слабой, никчемной, ничего не понимающей, что творится вокруг. Устала барахтаться в этом болоте из лжи, злобы, недомолвок и недоверия…

Единственное моё желание сейчас было убежать куда-нибудь на край света, попутно стерев себе память и выкинув сердце где-то на полпути. Но, к сожалению, из всех доступных мне средств, я могла только покинуть стены этого офиса.

— Ты, конечно, ещё молодая и упрямая и можешь попытаться что-то вернуть, — усмехается Вишнякова, скрещивая руки на груди. — Но рано или поздно Сашка поймет, что такая, как ты не для него. Да и эмоциональные качели, знаешь ли, выматывают даже самых стойких мужчин. Советую уходить первой, это хоть по самолюбию не так сильно ударит. И остатки гордости сохранишь. Ах, да, кстати, Лиз, загляни в уборную — тушь у тебя по качеству не очень. Под глазами, я смотрю, совсем беда. Серьёзно, приведи себя в порядок. Вдруг всё-таки пойдешь потом мириться, а после Янки будет такой контраст…

Вишнякова весело рассмеялась, довольная своей шуткой и моей молчаливой капитуляцией. Огрызаться и спорить с ней у меня не было никаких сил. Всё, что я сейчас могла, это просто стоять с прямой спиной, не стыдясь ни своей размазанной туши, которая так некстати меня подвела, ни своих растоптанных чувств, которые я ещё долго буду собирать по кусочкам.

Марина окинула меня напоследок презрительным взглядом, с примесью показного сочувствия, и царственной походкой покинула помещение.

Глава 71

Привожу себя в порядок уже в машине Тёмыча. На обеспокоенный взгляд водителя и его попытки выяснить, что случилось, я лишь отшучиваюсь. С трудом, со скрипом, неумело.

Прикрываю глаза, откидываясь на спинку сиденья. Нужно просто пережить этот день. И ни думать, ни вспоминать. Главное — не вспоминать… Хотя бы до тех пор, пока я не останусь дома одна.

Очередное оповещение на телефоне, вырывает меня из плена тяжелых мыслей, а дата на экране заставляет невольно нахмуриться. Последние события совершенно выбили меня из колеи. Уже давно пора перевести деньги за аренду квартиры, и проверить оплатил ли в этом месяце Гордеев кредит.

Несмотря на наше расставания Лёша исправно выполнял свои обязательства. Кредитка была моя, но вот деньги с неё пошли на его рабочее оборудование. Но с учетом последних событий и нашего откровенного разговора, нужно было убедиться, что оставшиеся два платежа будут также внесены вовремя.

Открываю банковское приложение и начинаю хмуриться ещё больше. Потому что оказывается, дату платежа я помнила неверно.

Набираю по памяти набор цифр и слушаю томительно длинные гудки. Уже на десятом гудке, когда я практически отчаялась, Лёша всё-таки соизволил взять трубку.

— Да-да, — бодро отозвался Гордеев, от чего мне ещё больше захотелось его убить.

— Гордеев, ты совсем охренел?! — ору я. — Ты дату видел?!

— Ну видел. И?

— Ты почему деньги не перевел, Лёш?!

— Ах деньги за кредит, — протягивает Гордеев, беззаботно смеясь. И от этого смеха мне становится ещё больше не по себе. А перед глазами встает сумма уже накапавших сверху процентов, за эти несколько дней просрочки. — Лиз, ты знаешь, я вот несколько раз хотел поговорить с тобой по душам, но тебе всё было некогда…

— Ты издеваешься, Лёш?! Там уже проценты идут!

— Ну ты же сама знаешь, я сейчас официально не работаю. Так перебиваюсь случайными заработками…

— Лёша, там осталось загасить всего два месяца! — воплю я в трубку. — Ты что хочешь спихнуть на меня свой платеж?!

— Так это же твой платеж, Лиз, — усмехается Гордеев. А я хочу закрыть лицо руками и зареветь в голос от досады и злости. Ведь предупреждали меня и Валька и Аринка, что не надо было ввязываться со своей помощью и брать кредит на себя! — Кредитка-то оформлена на твоё имя… Да и вообще, ты же у меня умница. Лучший менеджер по продажам, зарабатываешь нормально, премии получаешь. И на Италию у тебя прилично так отложено было, я помню. Там как раз на остаток должно хватить с учётом процентов, да?

— Ну и сука же ты, Лёшенька, — не выдерживаю я. Мысль о том, что все мои отложенные деньги на поездку в Италию пойдут на оплату чужого кредита, в очередной раз за сегодня рвёт моё сердце на куски. И я уже не обращаю внимание на Тёмыча, размазываю дорожки из слёз по своим щекам, ощущая солоноватый вкус вперемешку со злостью.

— Ой ну не хочешь тратить свой драгоценный запас, тогда попроси своего мажора. Пускай подкинет бабла. Или ты ему уже надоела, и вы больше не вместе?

— Да пошёл ты! — кидаю я трубку.

Вот теперь в нашей истории с Лёшей точно поставлена точка. Огромная жирная точка, сотканная из ненависти, предательства и скотского отношения.

Или быть может Гордеев решил таким образом прислать мне ответочку? Так сказать, небольшая месть за то, что я не кинулась в очередной раз к нему в объятия?

Как бы то ни было, но с очередной мечтой сегодня придётся попрощаться.

Потому что денег на Италию у меня действительно больше нет.

Глава 72

Смотрю в монитор и вместо рабочей почты вижу объёмную увесистую фигу. Мысли никак не хотят собираться в кучу, а мозг в очередной раз отказывается верить во всё происходящее.

Удивительно, но я всё-таки пережила вчерашний день. И даже скаталась на несколько встреч, с опухшим лицом после получасовой истерики, которую с огромным трудом всё-таки смог потушить Тёма. Встречи предсказуемо оказались провальными, настроение само собой опускалось ещё ниже, пробив