Старейший чуть согнул ноги в коленях. Огромный шикарный лайнер мог выдержать любую волну, однако избавиться от старых привычек труднее всего. Когда-то он на дырявой посудине попал в шторм рядом с Джибути. Порыв ветра в одно мгновение разорвал парус в клочья.

А Ракким куда-то исчез. Прятался фидаин или выполнял какое-то задание — Старейший понятия не имел. Даже его самые доверенные шпионы, завербованные двадцать лет назад, занимавшие высокие посты и имевшие доступ к самым охраняемым секретам, ничего не знали о Раккиме. Как и сам их повелитель. Это угнетало. Нет, хуже, из-за переживаний у него начинали болеть суставы, как будто от плохого и беспокойного, точно у женщины, сна. Однажды Ракким и Сара нарушили его планы. Погубили результаты десятилетних усилий. Тогда Старейший действовал осторожно. Постепенно расставлял фигуры, не сомневаясь в неизбежности собственного восхождения. Создав всемирный халифат под зеленым знаменем ислама, он мог бы считать возложенную на него миссию исполненной. Однако из-за этой парочки в последние два года будущему владыке приходилось действовать поспешно, идти на риск. Ему уже становилось ясно: времени может не хватить.

Старейший ощутил легкое головокружение, словно после бокала шампанского в канун Нового года сто лет назад. Он чувствовал себя мухой-однодневкой, обреченной умереть на рассвете, маленьким жужжащим насекомым, для которого не существует завтра. Его товарищи считали секунды до наступления полуночи. Бездумные любители развлечений, впавшие в ересь. Все они умерли. Давно умерли. Обратились в прах, не став мудрее, чем были во плоти.

Будущий владыка отогнал прочь ненужные мысли. Спрятал их в самый дальний угол памяти вместе с остальными древними воспоминаниями. Жены и дети умирали, богатства приходили и уходили, друзья покидали. Все в прошлом, остались лишь цель и предназначение. Путь, озаренный славой, по которому он шел, направляемый Всевышним. И пройти его предстояло в полном одиночестве. Впрочем, к одиночеству Старейший давно привык.

«Звезда морей» качнулась от первого шквала. Будущий владыка, наверное, в сотый раз задумался, не следовало ли ему убить Раккима, пока имелась такая возможность.

— Как у тебя самой-то дела? Столько всякого навалилось, все забываю спросить.

Сара задумалась. У нее до сих пор болела спина после столкновения с «черным халатом» на прошлой неделе, но самое страшное — ей не давало покоя ощущение, что ее узнали. Она приняла все мыслимые меры предосторожности, когда возвращалась с ярмарки в день святого Себастьяна, даже попросила мать вернуться с Майклом другой дорогой, пока сама Сара проверит, нет ли за ними слежки. Слежки не было. Но из-за больной спины ей с трудом удавалось принимать душ. Жаль, она не могла задержаться и угостить «черного халата» хорошим разрядом. Установить шокер на максимум и поджарить негодяя. Она затрясла головой. Откуда подобные выражения? Вот к чему приводит общение с неверными.

— Эй!

— У меня все в порядке. — Сара почти закончила осмотр магазина, нащелкав много фотографий. — Только дел по горло.

Коларузо внимательно посмотрел на нее и, конечно, не упустил из виду мешки под глазами. Взяв ее за руку, он провел пальцем по обгрызенным ногтям.

— А мне так не кажется. Я, конечно, джентльмен, за двадцать восемь лет привыкший к супружеской жизни, но, Сара, ты плохо выглядишь.

Она хлопнула детектива по руке. Он засмеялся, однако легче не стало. Ни ему, ни ей.

— Я скучаю по нему, Энтони, — произнесла Сара дрожащим голосом. — Не могу ложиться в постель одна. Не могу просыпаться одна, я скучаю по нему. И боюсь за него.

— Он не просто хороший солдат, он самый лучший.

— Те воины-тени, которые исчезли, тоже считались самыми лучшими.

Коларузо обнял ее, и они просто стояли, прижавшись друг к другу.

— Ты его друг, его лучший друг. — Сара уткнулась лицом в широкую грудь детектива. — Он спросил меня перед отъездом… спросил, не кажется ли он мне другим. — Она еще крепче прижалась к нему щекой. — Я солгала ему, Энтони. Я люблю его, но он стал другим, и я не знаю почему. Не могла ему сказать. Ему предстояло отправиться в пояс. Я не хотела, чтобы он переживал еще и из-за этого.

— Семейная жизнь изменяет мужчину, — успокоил ее Коларузо. — В большинстве случаев к лучшему, но я после рождения Мэри-Элизабет иногда выходил из участка и не мог решить, что мне делать — сбежать в Канаду или прыгнуть с ближайшего моста.

— Но постепенно все стало лучше?

— Конечно.

— Он же не останется таким навсегда? Прости меня, Энтони, просто мне не с кем поговорить, кроме тебя.

— Он любит тебя, девочка, в этом я абсолютно уверен. Потерпи немного. Увидишь, он станет прежним. И ты начнешь жаловаться на это, как любая нормальная жена.

Они наконец разжали руки. Сара вытерла слезы, все еще чувствуя успокаивающее тепло медвежьих объятий Коларузо.

— Нет ни следа. — Энтони смущенно откашлялся. — Ни следа взрывчатки, но очень много следов экзотических материалов и металлов: титана, карборунда, лития, палладия. Он явно что-то конструировал.

— На радиацию проверили?

— Господи, леди, у вас извращенный ум. — Он поморщился. — Служба безопасности, должно быть, проверила, но я решил сразу же перепроверить.

— Пора уходить. Я свяжусь с тобой, если возникнут какие-нибудь идеи.

— Может быть, придешь к нам на ужин? — Коларузо погладил ее по ладони. — С матерью и сыном. Сделаем жаркое. Мэри так и не научилась готовить, но даже она не может испортить мясо.

Сара улыбнулась.

— Спасибо, Энтони, но сегодня я буду работать до ночи.

— Президент?

Она вздохнула, закатив глаза. Ей захотелось вернуться домой. Не туда, где они жили сейчас, а в дом детства. В котором она жила с дядей, Рыжебородым, ее защитником, заменившим убитого отца. Начальник Службы государственной безопасности был строгим, но любящим воспитателем. Очень требовательным. Любой проступок, от разлитого молока до не поставленной на место книги, он использовал в качестве назидания. Обучение в том доме не прекращалось ни на минуту. «Такие люди, как мы, Сара, должны быть готовы к любым неожиданностям. Мы не можем позволить себе роскошь совершать ошибки и оказаться застигнутыми врасплох. Мы должны уметь чувствовать, кто стоит за дверью, прежде чем раздастся стук, должны понимать, друг это или враг». Потом Рыжебородый целовал ее в макушку или садился рядом на пол и играл с ней в куклы, пока его не вызывали по какому-нибудь срочному делу.

— Эй!

Она подняла капюшон.

— Этот официальный визит в Мехико превратился в настоящий кошмар. Amistad por siempre! Дружба навеки, как бы не так. Каждый сенатор, который собирается на перевыборы, умоляет найти ему место в президентском самолете, а президент предпочел бы минимизировать политическую составляющую визита. Он оставил бы здесь вице-президента, но лучше иметь под рукой американца мексиканского происхождения, если предстоит пресмыкаться перед Ацтланской империей.