— Миледи, король спрашивает, может ли он посетить вас завтра и отобедать с вами, — сказал мужчина ростом повыше.

Анна изумилась. Генрих говорил, что приедет навестить ее, но она думала — это просто слова.

— Его величество будет здесь самым желанным гостем. В какое время он прибудет?

— В одиннадцать часов, миледи. Он придет на барке из Хэмптон-Корта.

— С ним будут еще гости?

— Нет, миледи. Его величество привезет с собой только своего конюшего, троих дежурных лордов, двоих придворных и небольшой эскорт. Если ваша кухня сможет обеспечить им приличную трапезу, это будет оценено по достоинству.

— Конечно, — сказала она, мысленно уже решая, где накрыть для них стол: может, в сторожевом покое?[42] — Прошу вас, скажите королю, что я понимаю, какую честь он мне оказывает, и буду рада видеть его.

Когда гонцы ушли, Анна задумалась, не будут ли ее последние слова истолкованы в том смысле, что она чахнет по Генриху. Ну, очень скоро он убедится в ошибочности этого мнения. Сказав так себе, Анна повернулась к своим дамам со словами:

— Нам нужно многое сделать.

Все возбужденно залопотали, особенно самые молодые девушки, которые, вероятно, истомились от однообразия жизни и жаждали развлечений. Анна призвала Джаспера Хорси и сообщила ему о визите короля, потом быстро спустилась на кухню и провела целый час с мейстером Шуленбургом и своим виночерпием Генри, обсуждая, что будет подано за обедом. Она проверила многочисленные кухонные помещения, которые будут задействованы, чтобы там все было чисто, затем перебрала сундуки со столовым бельем и вынула лучшие скатерти. Ричмонд превратился в жужжащий улей: слуги собирали провизию, натирали стаканы и золотые блюда, гремели кастрюлями.

Желая укрыться от гвалта, который поднялся во дворце, Анна взбежала наверх, чтобы перебрать свой гардероб. При встрече с королем она должна выглядеть как можно лучше. Пусть в ее внешности не будет и намека на то, что без него она опустилась. Он увидит счастливую, уверенную в себе женщину, очень довольную собой. Никогда больше она не наденет для него чего-нибудь вроде того красно-черного платья с низким вырезом, в которое по наивности облачилась, предполагая вызвать в нем желание. Его нужно разрезать и перешить на чехлы для подушек. Были у Анны и другие наряды, связанные с неприятными воспоминаниями. Вот досада, ведь мать вложила в них столько заботы и потратила столько денег, чтобы снабдить пышным приданым свою дочь-невесту. Но висело в шкафу одно платье, из зеленого дамаста, которое Генрих не видел, в английском стиле, и сшили его Анне уже здесь. Оно плотно облегало торс до талии, имело заостренный набрюшник, стоячий воротник и длинные висячие рукава. Анна считала, что это платье очень ей к лицу. Среди ее одежды имелся подходящий к нему французский капор, отделанный по краям жемчугом, и она могла надеть подаренную Генрихом подвеску.

На следующее утро, нарядившись таким образом, Анна ждала на берегу; свита стояла у нее за спиной. Королевская барка неторопливо причалила к пристани. И там был Генрих, казавшийся еще более огромным в роскошном костюме из серебряной парчи. Тяжело ступая, он шел к ней по сходням. Анна опустилась на колени, склонила голову, потом почувствовала, как ее накрыла тень могучей фигуры короля. Он взял ее за руки и поднял.

— Анна, моя дражайшая сестра! — приветствовал ее бывший супруг и поцеловал в губы на английский манер.

— Ваше величество, брат, это большая честь, — ответила Анна, вглядываясь в его лицо в поисках малейших признаков стыда, но ничего не увидела.

Она ожидала, что их встреча будет неловкой, проникнутой недоверием, даже чувством вины, однако Генрих находился в кипучем настроении и выглядел гораздо более счастливым, чем когда они виделись в последний раз. Ей следовало знать наперед, что он не будет испытывать смущение в ее обществе. Уверенность в собственной непогрешимости слишком глубоко укоренилась в нем, ему и в голову не приходила мысль о том, что он, возможно, разрушил ее жизнь.

— Вы выглядите очень хорошо, Анна, — сказал Генрих, взял ее за руку и провел через гейтхаус.

— Я собиралась сказать то же самое о вашей милости, — со смехом отозвалась она.

— Целую вечность я не чувствовал себя так хорошо. Отличное платье. Оно вам к лицу.

Это был совсем другой Генрих, вовсе не похожий на супруга Анны. Впервые она поняла, почему, говоря о нем, люди готовы были назвать его, скорее, отличным парнем, чем королем. Если бы он использовал свои чары во время их супружества, она, вероятно, набралась бы уверенности в себе, чтобы выглядеть немного более соблазнительной и завоевать его. Но это не важно. Странно, что теперь, когда она освободилась от него, в ней как будто появилась и эта уверенность.

— Я приказала накрыть обед в своих личных покоях, — сказала Анна, когда они поднимались по лестнице в апартаменты королевы.

Она тщательно продумала, как рассадить гостей, чтобы продемонстрировать свое послушание монаршей воле. Кресло короля стояло в центре стола под балдахином с гербами Англии; гонцы предусмотрительно привезли его заранее. Отдельный стол для нее меньшего размера установили под прямым углом к королевскому и не на помосте, чтобы подчеркнуть: теперь она не пользуется привилегией обедать, сидя рядом с королем.

Генрих ничего не сказал, но Анна заметила, что он окинул комнату оценивающим взглядом. Заняв свое место, он восхищенно посмотрел на вазы с цветами, которые Анна приказала разместить повсюду в зале, на узорчатый каминный экран, который она сама украсила вышивкой, на искрящиеся кубки венецианского стекла и белоснежные скатерти.

— Ей-богу, Анна, вы знаете, как создать уют в доме! — воскликнул Генрих.

— Я не стала бы так утруждаться ради любого гостя, — с улыбкой ответила она.

По кивку Анны вперед вышел слуга, который накинул салфетку на плечи короля, а потом — ей на плечи, другой положил по мягчайшему белому хлебцу рядом с их тяжелыми золотыми тарелками. Она подала сигнал виночерпию.

— М-м-м, — промычал Генрих. — Рейнское? Очень хорошо.

— В Германии, сир, вина изготавливают много столетий, — сказала Анна, пробуя вино. — Да, оно превосходно. — Она улыбнулась виночерпию.

Подали первую смену блюд: шесть подносов с отборной рыбой, украшенной специями и травами. Генрих с охотой принялся за еду, нахваливая стол Анны.

— М-м-м, как это вкусно, — сказал он, смакуя последние кусочки карпа в маринаде.