Король не упоминал ни об аннулировании брака, ни о важнейших событиях прошлой недели, и Анна, разумеется, тоже не собиралась этого делать. Генрих ясно дал понять: этот обед должен положить начало новым отношениям между ними, и ей это, скорее, было по душе. Освободившись от уз брака, оба они явно стали понимать, как на самом деле нравились друг другу.

Когда принесли основное блюдо, Генрих издал радостный возглас, так как это был паштет из оленины. Анна велела приготовить его, зная, что это любимое блюдо короля. Потом Генрих положил им обоим по лучшему куску всех остальных видов мяса, появившихся на столе, махнул слугам, чтобы те удалились, потянулся и взял руку Анны.

— Я рад, что вы довольны постановлением епископов, дорогая сестра. Спасибо за ваше непротивление и рассудительность, дело решилось быстро и к нашей взаимной пользе.

Анна тщательно подбирала слова.

— Для меня это было нелегко, — призналась она, — но я понимала необходимость разбирательства и уверена, что решение вынесено правильно. Со стороны вашей милости было очень мудро питать сомнения. В своем неразумии я даже не представляла, что тут можно обнаружить какое-то упущение.

Генрих пристально вгляделся в нее, потом кивнул:

— Я с самого начала знал, что вы не были моей законной супругой. Я понял это, когда Клеве не смогло предоставить обещанные доказательства, и сказал своему Тайному совету, что совесть не позволит мне довести брачный союз до окончательного завершения, так как чувствовал, что мне нельзя этого делать, раз вы были женой другого мужчины.

— Я понимаю, сир, — сказала Анна, уверенная, что он просто оправдывает свою импотенцию. — И я сама думала, что не нравлюсь вам.

Она не могла устоять перед искушением немного подразнить его и была вознаграждена тем, что бледная кожа Генриха порозовела. Теперь уж он точно смутился!

— Тут не было ничего личного, уверяю вас, Анна. Только то, что я знал: у меня нет права любить вас.

Конечно, Генриху не было известно, что до нее доходили кое-какие слухи. Сейчас Анна отчетливо поняла: он и правда верил в миф, который сам создал.

— Вы мне нравитесь, Анна, — продолжил король, глядя на нее пронзительными голубыми глазами. — Вы мне очень нравитесь, и я в долгу перед вами. По горькому опыту я знаю, что развод способен обернуться запутанным и неприятным делом, которое может тянуться долгие годы, поэтому мне нелегко далось решение добиваться аннулирования брака. Скажу вам, мой Совет ужаснулся этой перспективе. Но вы проявили такую сговорчивость, такое понимание моего беспокойства. Я думал, вы станете разыгрывать оскорбленную женщину, окажетесь капризной и упрямой, но вы удивили меня, и я начал понимать, какое сокровище теряю. Несмотря на это, мы не могли оставаться в браке, не являвшемся таковым. Я сердечно благодарен вам за то, что вы немало облегчили весь процесс.

— Ваша милость всегда были добры ко мне и проявили большую щедрость, когда распоряжались моим содержанием. — Она обвела рукой богато убранную комнату и указала на видневшуюся за окном часть дворца. — И мне нравится жить в Англии, а также быть вашей сестрой.

— Мартин Лютер не был таким благосклонным! — Генрих поморщился. — Знаете, что он сказал, когда узнал о расторжении нашего брака? «Сквайр Гарри хочет быть Богом и поступать, как ему вздумается!» Кто бы говорил! Он обескуражен, так как считает, что лишился союзника в Англии.

— Я никогда не была его союзницей! — отрезала Анна.

— Знаю. — Генрих поднял бокал и протянул к ней. — Знаю, потому что вы верная католичка и не поклонница папы. Но боюсь, ваше имя все равно упорно связывают с реформистами в Германии.

— Вашей милости известна правда, и мне не хотелось бы, чтобы мое имя пятнали ересью.

— Не волнуйтесь, Анна, я никогда в это не поверю. Еще этой прекрасной оленины?

Пока Генрих накладывал ей мясо, умело отрезая его, как и положено джентльмену, Анна заметила, что дверь слегка приоткрыта и за ней мелькает дамастовая юбка. Ошибиться было невозможно — Фрэнсис Лилгрейв подслушивала. Разоблачить эту женщину и навлечь на нее гнев Генриха означало разрушить идиллию, а потому Анна извинилась, встала и закрыла дверь.

— Сквозняк, — объяснила она.

— Я рад, что мы одни, — мягко сказал Генрих, и на какое-то мгновение ею завладела безумная мысль: уж не собрался ли он делать ей авансы? — Есть новости, которые я хотел передать вам сам. У меня новая королева. Пребывая в Отлендсе, двадцать восьмого июля я женился на Кэтрин Говард.

Это признание настолько не соответствовало ожиданиям Анны, что она буквально онемела.

— Полагаю, вы знали, что я женюсь на ней, — продолжил Генрих, и щеки его снова залились краской. — Меня привлекла ее девическая скромность, и мне подумалось, что следует почтить эту девушку предложением руки, дабы на склоне лет — после стольких проблем, тяготивших мой разум в браках, — обрести в ней совершенное сокровище женственности. Анна, ее любовь не только утешает меня и дарует покой уму, но и позволяет надеяться, что она принесет вожделенные плоды супружества.

Анне не хотелось слушать эти признания. Из-за них она ощущала себя еще более нежеланной и испытывала жгучую зависть к бывшей фрейлине, перед которой, она знала, ей теперь придется преклонять колени. Видимо, похожие чувства довелось пережить королеве Екатерине и королеве Анне, когда им, каждой в свою очередь, подыскали замену. Анне хотелось хорошенько встряхнуть Генриха за бестактность. Но нет, она не станет придавать ничему этому значения; она не должна. Сохранив на лице беспечное выражение, Анна обрела голос:

— Я очень рада за вашу милость и первой поздравлю королеву Екатерину с такой великой и счастливой судьбой.

— Благодарю вас, Анна. — Генрих засиял улыбкой. — Я знал, что вы поймете. Мне нужны сыновья, и в моем возрасте я не могу позволить себе тянуть с этим. К тому же я ведь не овдовел и не должен ждать положенный срок. Кэтрин молода, и я надеюсь на сына.

Он сообщал ей, что сделал с Кэтрин то, чего не смог сделать с ней!

— Желаю вашей милости обрести много сильных и здоровых сыновей. Мне всегда нравилась Кэтрин. Она добра и заботлива.

И слишком юна, чтобы искренне привязаться к стареющему, больному мужчине.

— Да, да, она такая! — с энтузиазмом согласился Генрих. — Она обладает замечательными личными качествами и вполне сможет носить корону.

Король неумолчно изливался в поэтических похвалах очарованию и прелести Кэтрин, и Анна поняла, что он по-настоящему влюблен. Именно это так красило его, делало добросердечным и откровенным. Она не винила Генриха и не завидовала его счастью, хотя теперь отчетливо сознавала, чего именно не хватает ей самой. Король просто не мог не поддаться чувствам. Если бы ему на жизненном пути встретилось больше истинной любви, то сам он — и его королевство, — вероятно, были бы совсем другими. Наверное, все обернулось к лучшему, и любовные дела Генриха вершила рука Всевышнего.