Немного позже горничная забрала поднос с пустой посудой, и я закрылась в ванной. Долго стояла под горячими струями в душевой кабинке, сначала промывая тщательно волосы, затем просто набирая воду в сложенные лодочкой ладони.

Я должна извиниться перед Дрэйком. Что бы ни говорила Лиссет, ни он, ни Нордан не примут тройной привязки, не согласятся с необходимостью делить меня между собой и значит, как бы больно ни было, мне придется остаться с кем-то одним. И Дрэйк снова поступает благородно, не вынуждая меня делать выбор, не напоминая о произошедшем, обеспечивая мои безопасность, будущее. А я в ответ разбрасываюсь обвинениями пустыми, ревнивыми.

Сказала в сердцах, что ненавижу его. Не ненавижу, но боюсь, что Дрэйк мог подумать обратное, принять на веру запальчивые мои слова.

Живое, крепкое кольцо на талии сомкнулось неожиданно, перехватывая мои руки и прижимая их к бокам. Я вздрогнула, рванулась инстинктивно, холодея от внезапности, от паники, но мочки уха коснулись вдруг губы.

—Ти-ише, котенок, тише. Ты же не собираешься разнести всю ванную к дирговым родственничкам?— от чуть насмешливого голоса Нордана паника утихла, рассеялась. Я выдохнула, прижалась спиной к обнаженной груди позади.— Мне, конечно, любопытно снова посмотреть, на что ты способна, но для подобных демонстраций у нас нет времени. Ты успокоилась?

—Норд,— я откинула голову на плечо мужчине, посмотрела ему в лицо,— я вовсе не ненавижу тебя.

—Знаю.

А Дрэйк?

Я прикусила язык, не давая сорваться неуместному вопросу. Все равно рассчитывать на ответ не стоило.

—Ты собиралась рассказать мне?

Вода словно похолодела резко, обдавая тело не горячими струями, но россыпью колючих льдинок, проникающих под кожу, вымораживающих кровь, сердце, чувства, оставляющих только страх, неизбежный, поглощающий.

—Не закрывайся,— нахмурился Нордан.— Мне даже запах твой чуять необязательно, чтобы заметить, как ты пытаешься закрыться. Дрэйк рассказал. Да и если бы не рассказал, что было бы весьма недальновидно с его стороны, я бы сам спросил. Это было странное ощущение. Странное и страшное, Шель. И испытать его вновь я бы не хотел. Не в этой жизни.

Дрэйк рассказал? Вот так запросто поделился тем, что, как я полагала, он первым пожелал сохранить в тайне?! Я ошиблась в нем?! И Лиссет, похоже, тоже.

Я застыла в объятиях мужчины деревянной куклой, не способной шевельнуть самостоятельно и пальцем, глядя с ужасом в синие с оттенком стали глаза. В горле пересохло, я не способна вымолвить ни слова. Нордан развернул меня лицом к себе, прижал к стенке кабинки.

—Стремительно нарастающий холод, ощущение даже не пустоты — голодной бездны, забирающей все силы разом. И странное, четкое осознание, что все это происходит не со мной,— мужчина говорил негромко, и смысл сказанного едва доходил до меня сквозь оцепенение, страх, панику.

Холод. Пустота. Здесь и сейчас или тогда?

Нордан склонился к моей шее, облепленной мокрыми прядями волос.

—Когда моя мать умерла, я несколько месяцев пытался привыкнуть к мысли, что ее нет и больше никогда не будет в этом мире. Даже все те кружева, которыми Рейнхарт обильно обвешивал мои уши, зазывая в братство, даже переезд на материк и новая жизнь не могли полностью искоренить эту мысль. Она всегда бродила где-то на задворках сознания напоминанием о бренности жизни и о том, что отныне я сам по себе. В первые годы в братстве все хором поют, как тебе несказанно повезло, какой ты особенный, сколько возможностей тебе открывается и какое они замечательное сообщество, практически клуб настоящих братьев-единомышленников, готовых заменить тебе и мать, и отца, и всех на свете. Бред пьяного сапожника.— Нордан скользнул ладонями по моему телу, медленно, от талии до плеч.— Рано или поздно понимаешь, что как был сам по себе, так и есть, хоть с этим их дирговым кругом, хоть без. Только деваться уже некуда, а самоубиваться ради мифического посмертного освобождения не сильно-то и хочется на самом деле.

—Норд, я…— произнесла я наконец. Хочу сказать, что это моя вина, я соблазнила Дрэйка, я вынудила его уступить инстинктам.

—Со временем свыкся, конечно. Все привыкают так или иначе.— Нордан коснулся моих губ подушечкой большого пальца, обвел их контур, будто останавливая жалкие мои оправдания.— Но ты… Дрэйк прав, твари повезло, что она сдохла сразу. Если бы ты не выжила…

Твари? Выходит, Нордан говорит о нападении керы? Не о том, что было между мной и Дрэйком?

Как я могла? Дрэйк не рассказал бы о нас Нордану, а я позволила себе усомниться в нем. Вообразила, что он мог легко признаться в нашей связи.

—Опять чувство вины.— Нордан обхватил мое лицо ладонями, не давая отвернуться, пытаясь поймать мой взгляд.— Не пойму, себя-то ты за что винишь? На тебя напали, к тому же на закрытой частной территории. Твоей вины в этом однозначно нет.

Я виновата. В собственных сомнениях, в малодушном чувстве облегчения, в безмолвном обмане, в чужой боли.

Я обняла мужчину за шею, прижалась, ощущая, как мешаются со слезами текущие по лицу капли воды.

—Прости,— прошептала я.

—За что?— Нордан погладил меня успокаивающе по волосам, по спине.

—За все. Я… я представить не могу, что испытываешь, когда… когда пара оказывается при смерти,— одна лишь мысль пугала, мгновенно рождая внутри пустоту, подобную той, что пожирала меня тогда. Я помню, что члены братства бессмертны, но Лиссет говорила, что все же есть способ убийства собратьев. Возможно, даже среди Тринадцати он известен не всем, однако существует, ставя под сомнение любое бессмертие.

—И не надо, котенок. Не хочу, чтобы ты когда-нибудь почувствовала что-то даже отдаленно похожее.— Губы мужчины коснулись мокрой от слез и воды щеки.

Я повернула чуть голову, ощущая, как Нордан покрывает мое лицо поцелуями быстрыми, легкими. Находит мои губы, и я приоткрываю рот, отвечая, отдаваясь безрассудному порыву. Удивляюсь вновь, что не испытываю стыда, неловкости от того, что в тот же день оказываюсь в объятиях другого мужчины. Мне все равно, насколько подобное поведение неправильно, насколько осуждается обществом, хотя я и пропустила момент, когда возникло вдруг это безразличие. Сейчас я хотела лишь одного — потеряться в запахе тумана, исчезнуть в руках, скользящих нетерпеливо по моему телу.

К воде вернулась прежняя температура, я снова ощущала ее горячей, понимая, впрочем, что на самом деле она таковой и оставалась, что это мой внутренний холод вымораживал меня и восприятие окружающего мира.

—Ты обещала, что будешь скучать.— Ладонь сжала аккуратно грудь, поглаживая, сбивая дыхание, заставляя меня ловить ртом брызги текущей из душа воды.

—Я скучала.— Я уже смелее, увереннее провела пальцами по мужским плечам, груди.— А ты?

Нордан развернул меня спиной к себе, вновь прижал к стенке, целуя жадно плечи, шею, прикусывая несильно кожу.