Ловкий маневр позволил ему сначала получить поддержку папы в противостоянии Роберту Бетюнскому и. добиться направления Фревиля в Аррас: достаточно было упомянуть о том, что сложности с Фландрией задержат отправление экспедиции на Святую Землю и, возможно, нанесут всему предприятию непоправимый урон.[1282] Также, чтобы отсрочить начало крестового похода, Мариньи обратил всеобщее внимание на другую, впрочем, реальную опасность: недостаток субсидий.

В конце 1313 г. папа обратился к королю с просьбой предоставить для участников похода галеры. Именно тогда, как и в первый раз, когда он высказывался о владениях имуществом тамплиеров во Вьенне, Мариньи вновь пошел наперекор мнению большинства участников Совета. Несмотря на то что советники согласились на просьбу папы, Мариньи и король отвели Пьера Барьера в сторонку, и камергер поведал ему о затруднениях короля, иными словами, о причинах, по которым он не собирался платить: расходы, связанные с войнами в Гаскони (!) и Фландрии, посвящение принцев в рыцари и прием короля и королевы Англии, подготовка войска для войны во Фландрии, снабжение вооружением принца Тарентского и т. д. Для поставки галер необходимо было бы взять необходимую сумму из денег, полученных от сбора десятины, которых, впрочем, недоставало. Папе, таким образом, следовало бы разрешить королю еще раз собрать десятину или выплатить ему какую-нибудь субсидию… Филипп Красивый и Мариньи посоветовали Пьеру Барьеру донести эти слова до слуха папы. Он передал все в точности, посчитав, что Мариньи более всего стремился воплотить в жизнь все желания папы.[1283] Результатом этой миссии стала ссуда в 160000 флоринов, предоставленная королю Климентом V.

На примере другой миссии, доверенной теперь уже Реньо де Сен-Бёву, становится понятно, насколько велико было могущество Мариньи. Об этой миссии остались лишь упоминание в заголовке счета от 23 ноября 1314 г.[1284] и в его неполной копии,[1285] из которых мы узнаем, по какому маршруту следовал Реньо, чтобы попасть из Парижа в Лион.[1286] Счет был озаглавлен следующим образом: «Вот опись расходов на некоторые нужды рыцаря короля[1287] на пути следования его в Лион, по приказу короля, данного в присутствии сеньора де Мариньи…» Миссия, приведшая Реньо де Сен-Бёва в Лион, о которой мы ничего не знаем, относится к февралю 1314 г. Вероятно, ее выполнение каким-то образом было связано с переводом епископа Гишара на кафедру Дьяковара в Боснию, решение о котором, согласно мнению современников, имеющему под собой веские основания, было принято под влиянием доводов Мариньи[1288] Климентом V в промежуток от 23 января до 14 марта 1314 г. Но приводя пример с данной миссией, мы хотели главным образом показать, что король поручил эту миссию одному из своих рыцарей в присутствии Мариньи, так как это обстоятельство оказалось настолько важным, что было отражено в счете. Складывается впечатление, что Мариньи, вероятно, благодаря своей неограниченной власти в области финансов, полностью контролировал действия Филиппа Красивого в последние месяцы его правления начиная с 1313 г.

После рассказа о двух миссиях, о которых мы упомянули, чтобы завершить рассмотрение значимости фигуры Мариньи в 1313 г., то есть в промежутке между двумя периодами напряженной дипломатической деятельности, камергер Филиппа Красивого предстал перед нами как настоящий король (regulus), чьи деяния спешили описать все хронисты. Мы также показали, какую малую значимость порой придавали сам король и Мариньи решениям Совета; Пьер Барьер утверждал, что советники были не в курсе важнейших финансовых и дипломатических вопросов, которые решались с учетом личных интересов Ангеррана. Даже Пьер Барьер, – свидетельство которого особенно важно, так как он был прекрасно знаком с происходившим при дворе, в Совете и с методами правления короля и, кроме того, вряд ли слишком благосклонно относился к Мариньи, испытывая симпатию к Ногаре, – написал: «Ангеррану известно о всех тайных делах короля».[1289] Наконец, нам известно, что Мариньи давал наставления Барьеру в присутствии короля, но не было и намека на контроль Филиппа над поступками своего камергера, так как спустя несколько недель король дал ответственное поручение Реньо де Сен-Бёву в присутствии Мариньи: совершенно очевидно, что речь здесь шла о тесном сотрудничестве в управлении делами.

Политика Мариньи уже не производила такого явного фурора, как в 1311 и 1312 гг. Но сведущим людям было понятно, что в 1313 г. Мариньи находился на пике власти. Он был уже не просто министром по делам Фландрии, которые оказались в его ведении между 1308 и 1310 гг.; в сферу его деятельности помимо фламандских районов попали папство и, в какой-то степени, Империя. С другой стороны, расширяя свои полномочия камергера, он добился возможности управлять финансами королевства. Таким образом, к концу 1313 г. он уже мог лично или через своих людей управлять практически всеми делами короля. Опережая и в некоторых случаях вовсе не допуская исходящие из Совета идеи до короля, Ангерран де Мариньи стал его главным советником, а, учитывая то, что он не ограничивался лишь советами, – главным министром Филиппа Красивого.

Разделяя с королем верховную власть в области принятия важных решений дипломатического и финансового порядка, Мариньи рано или поздно, в любом случае, не упустил бы возможности проводить собственную политику. Было бы преувеличением растягивать хронологические рамки этого периода подобно тому, как это сделали историки XVII и XVIII вв., доверившись свидетельствам хронистов XVI в., в памяти которых сохранился лишь кульминационный момент деятельности Ангеррана, но также нельзя отрицать того, что на протяжении двух последних лет правления Филиппа он обладал необычайным могуществом. И в 1314 г., получив всю выгоду, какую только можно было извлечь из служения королю, Мариньи начал проводить свою политику, сочетающую интересы короля с его собственными, впрочем, очень ловко, и свои первые робкие шаги в русле этой новой политики он сделал в 1312 г. во Вьенне.