В действительности приведенные Бутариком доводы разрушают его же гипотезу. Желая дискредитировать Мариньи с помощью подложного документа, недоброжелатели должны были бы подделать расписку, отправленную камергером Роберту Бетюнскому, или что-нибудь в таком же духе, но не письмо, которое, как точно заметил Фанк-Брентано, доказывает «абсолютную верность Мариньи» короне.[1303] Это послание говорит о его убежденном желании заключить мир, несмотря на протесты знати, не желающей отказаться от войны.

Впрочем, это письмо не является автографом Ангеррана. Судя по стилю, написал его человек, который умел составлять подобные документы в начале правления Филиппа Красивого или даже раньше; это не Ангерран и не составитель его картулярия, но этот же человек написал многие акты Мариньи.[1304] Подписано письмо, само собой, не Ангерраном, поскольку последняя строчка послания гласит «со слов господина де Мариньи»; все письмо, и содержание, и подпись, написано одно рукой. Заметим, что его не переписывали. Три встретившиеся в тексте ошибки можно объяснить только тем, что письмо писали под диктовку. Два раза писец поторопился, пропустив одно или несколько слов. Вероятно, не успевая за быстрым темпом диктовки, он 6 спешке написал: «…и их от этого пылкость от этого уменьшится», сразу же зачеркнув первое «от этого». Подобная ошибка появилась на следующей строчке, причем продиктованное слово и то, которое записал писец, поставив его с опозданием, но все же на свое место, просто одинаковы по звучанию: «…вы пока еще не осмелились заговорить об этом (parié) затронуть эту тему (touche; sur les paroles)», причем слово-повтор parlé он тотчас же зачеркнул: либо Мариньи уже продиктовал «paroles», и писец ошибся, либо Мариньи повторился при диктовке. Третью ошибку писец допустил, опустив слово «те», но приписал его над строчкой, так как без этого слова фраза теряла смысл: «…из них вы – именно те, кому он хорошо заплатит». Такую ошибку мог допустить только человек, очень быстро писавший под диктовку, у которого не было времени на то, чтобы разобраться в написанном. Невозможно представить себе, что человек, скрупулезно составляющий поддельный компрометирующий документ, смог бы допустить подобные ошибки. Следовательно, письмо Ангеррана де Мариньи Симону Пизанскому аутентично и принадлежит перу одного из писцов камергера.

Этот документ имеет для нас особенное значение, поскольку является доказательством не только верности Мариньи королю, но и ловкости, а также широчайшей осведомленности Ангеррана. В июле 1314 г. он полагал, что демонстрация военной мощи неизбежна и даже необходима, так как она подготовила бы выгодную позицию для дальнейших переговоров. Практически все шаги, предпринятые Ангерраном в конце августа, описаны и объяснены в его письме от 30 июля. Чтобы ускорить события, он провел незаконный сбор налогов и 1 августа добился от короля согласия на то, чтобы Жители Парижа помогли собрать войско для похода против фламандцев. В августе целая армия, разделенная на четыре колонны, двигалась по направлению к Дуэ, Сент-Омеру, Турне и Лиллю. Двадцатого числа приговоры об отлучении фламандцев от церкви были оглашены в Турне, где находились Карл Валуа и Мариньи, а также граф Маршский, командовавший одной из колонн.

Двадцать четвертого августа Жан Намюрский отправился в аббатство Пре-Порсен,[1305] где встретился с Мариньи. Там, конечно же, состоялись предварительные переговоры, в которых, по предположению Артонна,[1306] принял участие и Симон Пизанский. Мариньи настоятельно потребовал, чтобы фламандцы сняли осаду Лилля.[1307] Перемирие было установлено, граф Валуа и Карл Маршский вместе с Мариньи отправились на встречу с командующими остальными войсками в Орши.[1308] Именно тогда было решено начать переговоры Карл Валуа и его племянники, король Наварры и Карл Маршский, рвались в бой[1309] и старались помешать Мариньи осуществить его миротворческие планы. Но Ангерран заручился поддержкой короля кроме того, на его стороне был Людовик д'Эвре, самый искусный дипломат среди принцев. Карл Валуа напрасно пытался доказать сколь малое значение придавали фламандцы недавно заключенным договорам, но Мариньи просто не обратил на это никакого внимания.[1310]

Переговоры, помимо Мариньи, проводили графы Сен-Поль и Эвре,[1311] но в действительности этим вопросом занимался один Ангерран, встречаясь попеременно с представителями то фламандской, то французской стороны,[1312] следовательно, по всей видимости, нужно было, чтобы с условиями договора согласились оба графа. Участие Людовика д'Эвре и Ги де Сен-Поля в переговорах, состоявшихся близ Лилля, в Маркетте, не играло абсолютно никакой роли.[1313] Третьего сентября Жан Намюрский и Ангерран де Мариньи заключили соглашение,[1314] которое Карл Валуа, находившийся в Турне, заверил 6 сентября,[1315] гарантировав, что король вскоре ратифицирует этот документ. Немаловажен тот факт, что договор заверил Карл Валуа, а не Людовик д'Эвре, лишившийся авторитета и потерявший какую бы то ни было значимость в глазах Мариньи. Король ратифицировал этот договор 10 октября в Сен-Дени.[1316]