Это произошло незадолго до того, как я снова получил возможность снова «понюхать пороху». Командир разведчиков Килпатрика капитан Нортроп со своими людьми отправился в Уэйдсборо, Северная Каролина, и хотя нас было всего человек тридцать, мы без колебаний ринулись в бой и обратили в бегство почти двести мятежников. Недолгая, но славная состоялась битва, хотя в ней погиб наш лейтенант — единственная потеря с нашей стороны. Мы захватили большое количество пленников, лошадей и негров — все они потом были отправлены в лагерь.

День или два спустя Уэйд Хэмптон собрался с духом и решил сразиться с генералом Килпатриком. Ранним утром «джонни» атаковали все, стоявшие на каждой ведущей к нашему лагерю дороге, но после встречи с нашей кавалерией, позорно отошли назад.

Генерал Шерман вошел в Черо и я, согласно имеющемуся у меня приказу доставлять сообщения в определенные, находящиеся на вражеской территории пункты, немедленно отправился к нему. Вместе с армией я дошел до Лорел-Хилл, Северная Каролина, и именно оттуда генерал приказал мне отбыть в ночь на 8-е марта, чтобы доставить несколько депеш державшему под своим контролем Уилмингтон генералу Терри. В ту ночь лил проливной дождь, ничего не было видно в таком мраке и, как и следовало ожидать, я заблудился возле первого встретившегося мне болота, а потом до самого утра, в поисках дороги бродил — до тех пор, пока, наконец, не наткнулся на палатку генерала Г. А. Смита — по ту сторону болота.

Будучи чрезвычайно уставшим и сонным, я взял несколько досок, уложил их перед лагерным костром и заснул. Земля была сухой, но после того, как генерал разбудил меня, выяснилось, что воды натекло дюйма на четыре — она полностью залила мои доски. Затем генерал хорошо накормил меня и выписал пропуск, поскольку прошлой ночью меня задержали не знавшие почерка «буммеры». Некоторые из них, как мне показалось, даже сомневались в том, что он умеет писать, подкрепляя свои слова тем аргументом, что они никогда не видели никакой написанной им бумаги. Я пытался уговорить их, но без толку, и я был вынужден вернуться к пикету — в частности для того, чтобы подтвердить свою личность.

Генерал Смит дал мне лошадь — я отправился к реке и очень неплохо провел время. В 12-ти милях от Рок-Фиш-Крик, я украл двух негров и лодку, а потом бросил лошадь. Уже в темноте я оказался на берегу Кейп-Фер-Ривер и быстро поплыл вниз по течению. До самого Уилмингтона она не очень широка, но в то время уровень ее был высок, течение очень быстрое, и от того места, где в нее впадает Рок-Фиш до Элизабеттауна она была самой идеальной из всех виденных мной естественных рек, в самом деле, почти такая же прямая, как канал.

Мои негры гребли очень усердно — они знали, что я освобожу их в Уилмингтоне, и если помнить о том, что стояла глухая ночь, дела у нас шли просто прекрасно.

Мы несколько раз, натыкаясь на топляк, рисковали быть разорванными на мелкие кусочки, а один раз угодили в бурлящий поток, в центре которого был водоворот — страшное место — нас чуть было не втянуло в него. Но мы гребли изо всех сил, и, несмотря на то, что наша лодка была полна воды, а сами мы устали как черти, мы, в конце концов, добились успеха. Хоть это и был самый большой из тех водоворотов, которые я когда-либо видел, я не думаю, что он всегда тут был — этот водоворот — детище быстрого течения, высокой воды и крутого поворота реки в этом месте.

С рассветом мы вышли на берег, спрятались и, полагая, что мы уже прошли Элизабет — единственный город в этих местах, который мы считали небезопасным, но потом когда стало совсем светло, выяснилось, что он чуть ниже по течению и на противоположном берегу. Если бы оставались там еще дольше, нас наверняка бы скоро обнаружили, поэтому я снова загнал свою черную команду на борт и, проплыв еще немного, мы наткнулись на устье какой-то небольшой речки и продолжили свой путь уже по ней. Вскоре она закончилась большим лесным болотом. Мы спрятали свою лодку, а устроились, как нам показалось, в очень удобном и безопасном месте. Как же мы изумились тому, что очутились в двух шагах от лагеря мятежников, но, делать нечего, пришлось нам как-то выкручиваться. Город, также, находившийся совсем недалеко, кишмя кишел солдатами мятежников и беженцами, и они, словно нарочно стараясь еще больше затруднить наше положение, постоянно только тем и занимались, что покидали свои ряды и пытались прятаться именно возле того самого болота, у которого мы схоронили нашу лодку. Кроме того, на нашем берегу еще были кавалеристы и пехотинцы — всего около восьмисот или девятисот человек — и две пушки, но вечером их там уже не было.

Несмотря на все эти трудности, мы избежали обнаружения, но были вынуждены оставить нашу лодку и продолжать путь лесом, что, как только стемнело, мы и сделали. Мы шли вдоль берега лесной реки, а потом, когда решили, что ушли уже достаточно далеко, чтобы не опасаться мятежников, повернули и вскоре вышли к большой дороге. Затем мы переправились через небольшую речку, точнее, болото, на большом бревне — но лишь для того, чтобы оказаться на острове — в самой гуще мятежников. Мимо нас постоянно — то туда, то сюда, ходили солдаты, и в непосредственной близости от нас ярко сверкали огни, по крайней мере, дюжины лагерных костров. Мы, чтобы решить, что делать дальше, сразу же залегли — мимо нас прошел кавалерийский отряд, и так близко, что будь у нас десятифутовая жердь, мы легко могли бы ей коснуться любой из их лошадей.

— А вот теперь пора, — услышав звук плещущихся в воде лошадей и ругань их хозяев, прошептал я своим неграм. Мы вскочили, побежали к нашему бревну и пересекли речку сразу же за кавалерийской колонной, а потом, выскочив на берег, тотчас скрылись в кустах. Я был совершенно уверен, что если нас заметят пехотинцы, они наверняка подумают, что мы кавалеристы и что мы просто для чего-то сошли с коней, а если кавалерия — они точно примут нас за пехотинцев и не обратят на нас никакого внимания. Тем не менее, я не думаю, что они видели нас.

Описывая широкий полукруг, мы пошли в обход города, но, несмотря на усердие, почти непроходимое болото и исключительную усталость, мы все же, снова вышли к реке — но уже в двух милях от города.

На ближайшей плантации мы взяли негра-проводника — он должен был помочь нам преодолеть еще одно болото — очень глубокое, и которое можно было с большим путем пройти только с помощью лодки, поскольку шириной оно было около мили и вдобавок сплошь густо покрытое кустарником. Негр вывел нас на старую, уже очень давно не хоженую дорогу, и провел нас еще на милю или больше — к месту переправы, где мы украли другую лодку и радостно продолжили на ней наше путешествие. Теперь мы могли двигаться со всей скоростью, на которую была способна наша плоскодонка, и примерно в 25-ти милях от Уилмингтона мы повстречали канонерку «Эолус» — он приветствовал нас и очень гостеприимно принял на свой борт.

Тремястами ярдами выше того места, где я взошел на него, «Эолус» остановился и захватил четырех мятежников, которые, отчаянно работая веслами, тщетно пытались уйти от него — возможно, эти люди следили за нами, хотя так это было на самом деле или нет, я не знаю. Я доложил капитану Янгу, что в моих руках депеши для генерала Шермана. Очень обрадовавшись таким новостям с суши, он был готов сделать для меня все, что было в его силах. Столпившиеся вокруг меня члены его команды несколько минут осаждали меня вопросами о том, какова сейчас наша армия, о ее победах и успехах, а потом они увлекли меня в трюм и моментально переодели меня в чистую одежду — в новую рубашку, подштанники и носки — а также штаны, верхнюю рубашку и шляпу. На воду спустили небольшой паровой катер, а капитан вручил мне свое письмо и сообщил, что мое новое судно — его собственная легкая лодка — тоже уже готова к путешествию. Я невероятно удивился, узнав, за то время, что я пробыл на «Эолусе», он целых 14 миль прошел вверх по реке, но наша новая лодка прекрасно слушалась нас и мы очень скоро устранили эту разницу. Ведь мы же почти двое суток ничего не ели — так что его гостеприимство оказалось нам весьма кстати.