Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Винсент не согласился, но всё же кивнул, чтобы не начинать бессмысленных споров.
— У меня и так волосы на лице почти не растут, — пожал плечами он, одёргивая полы камзола.
— Тогда постригись, — отозвался Хельмут и на мгновение коснулся кончиками пальцев волос Винсента, собранных в тонкий хвост. — У тебя очень красивые волосы, но… Поверь, если ты обрежешь хоть десяток сантиметров, то тебе станет легче во всех смыслах.
Винсент задумался. Он никогда не отпускал волосы целенаправленно, иногда цирюльники подрезали ему кончики, но он замечал, что с каждым годом его хвост становился всё длиннее, а с каждой стрижкой убавлялось всё меньше сантиметров.
Сразу же вспомнились их с Натали ночи: она всегда гладила его локоны, расчёсывая их пальцами, убирала от лица, заводя ему за ухо, а когда он наклонялся, чтобы поцеловать её, его чёрные волосы соприкасались с её золотистыми… Стало тут же грустно от мысли, что нужно с ними расстаться, но Хельмут, чёрт возьми, был прав. Винсент понял, что если хоть немного обрежет их, то ему станет лучше. Необязательно же стричь всё, оставляя обычную мужскую причёску.
— Тогда, наверное, нам стоит зайти к цирюльнику, — улыбнулся Винсент, и Хельмут, осознав, что к нему прислушались, счастливо засиял.
* * *
Вернувшись в Эори, Винсент решил первым делом отправиться к Натали. Подходя к её комнате, он озирался, надеясь, что вездесущие слуги его не заметят — ему не хотелось, чтобы по Эори и Нижнему городу поползли неприятные слухи о его невесте. Поэтому Винсент старался особо не мелькать возле её покоев. Но сейчас он не сдержался — очень хотелось побыстрее отдать ей серьги и похвастаться новой причёской.
Волосы, за несколько лет отросшие до лопаток, теперь спускались чуть ниже подбородка, и в хвост их уже не собрать. Однако Винсенту нравилась лёгкость, что появилась после стрижки, да и отражение, которое он увидел в чуть пыльном зеркале цирюльни, стало радовать его гораздо больше. Аккуратные, чуть завитые вверх недлинные локоны выгодно обрамляли его бледное лицо и придавали ему более округлый, здоровый вид. Хотелось верить, что Натали это тоже понравится.
Хельмут проводил его до нужного коридора.
— Спасибо, что уделили мне время, — слегка поклонился Винсент.
— Прекрасный был день, — кивнул барон Штольц, кладя руку ему на плечо. — И почему мы с тобой раньше не подружились?
Подружились… Винсент попытался скрыть изумление и отвернулся. Хельмут считает его своим другом? Несмотря на то, что они были знакомы всего несколько дней и провели вместе пару часов? Конечно, это вселяло в его душу искренний восторг, но и настораживало тоже. До встречи с Хельмутом у Винсента друзей не было вообще.
— Так уж сложилось, — пожал плечами он. — Ох, и за подарок тоже спасибо — ещё раз.
— Теперь увидимся на твоей свадьбе, — сказал Хельмут, чуть попятившись. — Ну, удачи!
Винсент кивнул, провожая взглядом своего друга, удаляющегося прочь по сумрачному коридору. Близился вечер, и даже слабый свет из окон не мог полностью разрезать этот густой мрак, окутавший гостевое крыло Эори. Однако Винсент знал, что сейчас он постучит, дверь откроет Натали, и всё вокруг тут же озарится тем волшебным светом, тёплым и ярким, заставляющим душу трепетать и тоже как-то странно, неосознанно светиться.
Винсент поглубже вздохнул и уверенно постучал в дверь комнаты своей невесты.
Есть арт, художница — Arnkel
Беспокойные дни VI[35]
1398 год от Великого Затмения, март-апрель
— Мне так страшно, — призналась София.
Она осторожно привстала, одёрнула просторную ночную сорочку из тонкого белого льна и, обнимая свой невероятно большой живот, присела на край кровати. В комнате было темно, и лишь сквозь щель между шторами внутрь лился слабый прозрачный свет весенней серебряной луны. Ночь дышала прохладой, и где-то вдалеке, за стенами замка, в бескрайнем лесу изредка вскрикивали птицы и монотонно пели сверчки.
Софии не спалось этой ночью, да и в предыдущие несколько ночей тоже не спалось в мучительном ожидании скорых родов. Лекарь говорил, что ждать осталось меньше недели, и с каждым днём София всё сильнее ощущала накатывающую тревогу, вызывающую дрожь в руках и тошноту в горле. И это была не та тошнота, что терзала её в начале беременности, когда невозможно было съесть ни кусочка — всё вылетало… Теперь у неё в горле стоял мерзкий ком, скорее вызванный её взвинченным воображением, нежели настоящий.
И никакого спасения от этого не было.
Слава Богу, Хельмут все эти долгие девять лун оставался рядом. И, кажется, он, в отличие от неё, вообще ничего не боялся. Он всегда подбадривал свою жену, всегда источал позитивное настроение и веру в лучшее… София не могла смотреть на него без улыбки, даже если внутри всё горело от страха перед грядущей болью.
Увидев, что она не спит, Хельмут вслед за ней перебрался на край кровати и приобнял жену за плечи.
— Не стоит бояться, голубка, — шепнул он, целуя её в висок. — Всё ведь так хорошо идёт…
Он был прав, да и лекари замечали, что беременность протекает вполне спокойно, хотя София то мучилась от тошноты и боли в спине, то пошатывалась из-за головокружения, то целыми днями не могла встать с постели из-за слабости… Но её постоянно уверяли, что это всё вполне нормально, что бывает и похуже, намного хуже… Не то чтобы это утешало или придавало сил в моменты, когда София в десятый раз за день склонялась над тазиком или когда ребёнок в чреве пинался так, что она невольно охала.
Однако всё-таки она верила — спокойно, значит, спокойно. Слава Богу.
— Но это не значит, что и закончится всё тоже хорошо, — возразила София, поворачивая голову и всматриваясь в лицо Хельмута встревоженным взглядом. Он же смотрел на неё с безмятежной улыбкой, и такое спокойствие не могло не