Все смешалось в голове у нашего героя. Мир треснул, как переспелый арбуз, и раскололся пополам. Раздался неведомо откуда взявшийся хрустальный звон, заиграли серебряные трубы...

– Ах, вот оно что! – успел произнести Жора и лишился сознания.

Если потрясенный пережитыми событиями и странными речами своего друга Сергея Георгий Лесков (он же Жора) малость подвинулся умом, то конкурирующая сторона, а именно неудачливый кладоискатель Толик, напротив, чувствовал себя прекрасно. Открывшиеся перед ним перспективы были головокружительны. То, к чему он стремился, лежало перед ним – только протяни руку. А перспективы!.. Вот уж точно, не знаешь, где найдешь. Кто бы мог подумать, что в этом несчастном городке таится такое богатство. Не этот пресловутый клад, которого, должно быть, и в природе не существует. Нет! Во много сотен, если не тысяч, раз значительнее. Деньги!!! И он – их единственный хозяин. Пора начинать тратить. Конечно, не здесь. Нужно двигать назад, в Москву. А уж там!.. Воображение рисовало роскошные «тачки», дорогие рестораны, клубы, казино и множество женщин. Самых разных: блондинок, брюнеток, рыжих... Да что там цвет волос, когда можно выбирать даже цвет кожи. Миниатюрные японки, китаянки, негритянки всех мыслимых оттенков, северянки с молочно-белой кожей и смуглые южанки...

– Эй, ты! – вдруг услышал он резкий окрик, как удар кнута, и вначале даже не осознал, кто это обращается к нему столь пренебрежительно.

– Не понял? Вы это мне? – произнес Толик.

– Тебе, тебе. Ты чего это так разошелся? Деньги... Бабы... В Москву... Какая тебе Москва? Мы туточки обитаем. А иного нам не нужно.

– Кто со мной говорит?! – возмутился Толик.

– Да ты никак позабыл, голубок... Это я, Асмодей Чернопятов. Теперь тельце твое слабосильное и личико прыщавое мне принадлежат.

– Вам?! Почему это вам? Мы же, насколько я помню, договаривались пополам.

– Что значит пополам? Как ты себе это представляешь? Левое полушарие мое, правое твое. Так, что ли?

– Я даже и не знаю...

– Нет, брат, раз уж я в тебе, то теперь все мое. А тебе маленький закуток на чердаке, в котором ты будешь пребывать, пока мне не захочется с тобой пообщаться.

– Обман! – заверещал Толик. – Вы обдурили меня самым паскудным образом! Обещали деньги, власть...

– Дурачок. А я разве отказываюсь. Денег куры не клюют, а власти вообще море. И город этот, и окрестности, и все, что под землей, недра, значится, – мое! Я здесь властелин и повелитель. Только время от времени меняю тела. Теперь вот в твоем побуду малость.

Только... Не знаю, как сказать. Ну, да ладно. Осталась заключительная часть обряда. Эта девушка... Бланка. Я должен ею овладеть. Непременно овладеть. Иначе все наши манипуляции пойдут насмарку. Но овладеть безо всякого насилия, так сказать, по обоюдному согласию. Для этого ты, собственно, и нужен. Вы неплохо знакомы. И годков вам поровну. А это облегчает взаимопонимание. Одно дело я – почтенный Мафусаил, другое ты – молодой юноша. – Толик услышал старческое хихиканье, которое шло как бы ниоткуда. – Поухаживать за ней придется. Разные обещания подавать. Ну, сам понимаешь...

– Она на меня и не смотрит, – заметил Толик.

– Это поправимо. Просто ты молод, неопытен. Не умеешь найти подход к девушке. А ведь тебе она нравится, правда?

– Типа того.

– Вот и будем добиваться ее.

– Хм. Добиваться!.. Добиваться будешь ты, мерзкий тип, а я... ждать, когда ты снизойдешь до меня.

– Именно что снизойду. Ты нашел подходящее слово. Отдыхай пока. Тебя покличут.

Бланка находилась в жилище старика уже третий день, но до сих пор пребывала в каком-то мутном отупении. Девушке все время казалось, что перед ней тяжелое липкое сновидение, в котором она запуталась, точно муха в паутине. Даже само место, где она пребывала. Дом как будто обычный, постройки времен развитого социализма, а сама квартира просто-таки необъятна. По анфиладе комнат можно бродить целый день, каждый раз попадая в иную. И вид у этих комнат абсолютно разный, точно над убранством их трудился какой-то сумасшедший дизайнер. Много совсем пустых, но и пустые отличаются друг от друга. Например, одна совершенно белая от пола до потолка, стерильная и наполнена каким-то мерцающим светом, хотя окон в ней нет, и пахнет в ней ландышем, а другая грязная, закопченная, с непонятными надписями и корявыми, часто непристойными рисунками на стенах. И вонь стоит, как в заброшенном подвале, в котором к тому же спрятан разлагающийся труп.

Но большинство помещений выглядело более или менее обычно, если бы по убранству сочеталось друг с другом.

Вот комната, обставленная вещами и мебелью пятидесятых годов, с традиционным зеркальным шкафом, круглым шелковым абажуром и пузатым комодом, на котором, кроме двух высоких узкогорлых рам голубого стекла, стоят семь мраморных слоников. Тут же присутствует большая никелированная кровать, на которой возвышается гора пуховых подушек, тяжелых, словно они сработаны из мрамора. Рядом другая – деревенская горница с дощатыми стенами, длинными лавками и блеклыми фотокарточками многочисленных родственников по стенам. А следом попадешь в дворцовые хоромы в стиле «Людовик Солнце». Здесь присутствуют огромные зеркала, гнутые стулья с обивкой из голубого в розовый цветочек атласа, шелковые гобелены со сценами из рыцарской жизни и картины с фривольными сценами и романтическими пейзажами в тяжелых золоченых рамах. В целом все это очень сильно напоминает музей быта разных эпох и народов. У каждого помещения имеется еще одна особенность – запах. В комнате пятидесятых годов это резкий дух одеколона «Шипр» в смеси с тяжелой вонью горелой резины, в крестьянской избе пахнет прокисшими щами и детскими пеленками, а в салоне «рококо» стоит густой, сладкий аромат неведомых девушке духов.

Созерцание покоев Бланке довольно быстро приелось. Вначале, конечно, казалось интересным поваляться на кровати под балдахином эпохи мадам Помпадур или плюнуть в камин, перед которым, возможно, сиживал лорд Байрон, но потом однообразие разнообразия начало утомлять. И тут Бланка открыла для себя новое развлечение. Большинство комнат имело окна. Вначале она не обращала внимания на то, что находится за стеклами, но вскоре отогнула тяжелую портьеру и обомлела. Это происходило в зале, обставленном под французское барокко. За высоким стрельчатым окном она узрела грандиозный фонтан в обрамлении газонов, на которых высились мраморные статуи. Фонтан состоял из трех бассейнов, расположенных друг над другом в виде пирамиды. По краям бассейнов имелись статуи лягушек, ящериц и трубящих в раковины тритонов, а в центре фонтана возвышалась фигура полуобнаженной богини, имени которой Бланка не знала. Из пастей земноводных и раковин тритонов на богиню изливались струи искрящейся под солнцем воды.

– Что это?! – воскликнула девушка, потрясенная красотой открывшегося вида. – Где это?! Петергоф?

Но перед ней расстилался Версаль.