Ничто не могло быть забыто, как не был забыт чай в том далеком году, и ничто не могло оказаться не на своем месте. По-своему Сид такой же педантичный планировщик, как Чарити. Да, это она, по всей вероятности, учредила или унаследовала ритуал семейного пикника, определила его формы, постановила, что он должен быть изобильным, выбрала сосуды и утварь; но именно Сид осуществлял все церемонии, он знал их так же досконально, как священник знает мессу.

Мы доупаковали корзины и загрузили “мармон” – одно внутрь, другое сверху. Вернувшись в кухню, увидели сиделку, она ставила на плиту чайник. Сид представил ее мне: миссис Нортон. У нее были вьющиеся волосы и необычной формы нос, и она сказала, что рада познакомиться, хотя особой сердечности с ее стороны не ощущалось. Глаза углубленные, подозрительные, в лучах морщинок.

– Они там бодрствуют или спят? – спросил Сид.

– Немного отдохнули. Теперь разговаривают. Лучше бы поменьше, мне думается. Я им принесу по чашке чаю. Сделать вам тоже?

– Хочешь, Ларри? Нет? И я нет, спасибо, миссис Нортон. Я бы скорее пива. Составите мне компанию?

Она отказалась, я согласился. Стоя с банками в руках, мы смотрели, как она опускает в чашку пакетик, наливает кипяток, дает настояться всего секунду или две, перекладывает заварку в другую чашку, льет воду и вынимает пакетик опять-таки спустя считаные секунды.

– Довольно слабый чай, – заметил Сид. – Пожалуй, так лучше.

Миссис Нортон по какой-то причине, кажется, обиделась.

– Ей нравится именно слабый с молоком и сахаром, – сказала она. – Другого ее желудок не принимает.

Она сердито поставила на поднос сахарницу и кувшин с молоком, достала из ящика ложечки. Сид смотрел на нее.

– Я думаю… – промолвил он неуверенно. Посмотрел на часы. – В общем, мы никуда не торопимся, времени в запасе уйма, но можете им сказать, что, как только они будут готовы, мы сразу.

Сиделка некоторое время не отвечала. Высыпала из коробки диетическое печенье, пару секунд поразмыслила, подошла к холодильнику и, зачерпнув ложкой из миски, положила на стеклянное блюдо немного заварного крема. Сложила треугольником две бумажные салфетки и взяла поднос. Подойдя к качающейся двери, коснувшись ее бедром, она оглянулась и проговорила:

– Ей не стоит ехать, вы это знаете.

Взгляд, которым они с Сидом обменялись, был таким долгим и непримиримым, что мне почудилось, будто в воздухе повис какой-то брус, сквозь который попробуешь пройти – ударишься. Наконец Сид тишайшим голосом спросил:

– Вы можете придумать способ удержать ее от поездки?

Лицо миссис Нортон было красным.

– Я ей говорила. Но меня она не слушает. Вас – может.

– А может и не послушать, – сказал Сид. – Сегодня день ее рождения. Она твердо настроена на пикник.

– А телом слаба, как птичка. Полчаса назад ее опять вырвало. Она держится на одной воле. Два, три часа там наверху, на ветру, среди всех этих криков и возбуждения – я ей говорила, что она не выдержит. Я ни за что не отвечаю.

– Никто не будет возлагать на вас ответственность, – сказал Сид. – Вы делаете то, что можете. Что она ответила?

– Когда?

– Когда вы ей сказали, что ей не следует ехать.

Миссис Нортон резко выдохнула носом.

– Ответила: фу, какой вздор.

Сид усмехнулся и покачал головой.

– Прямо слышу ее. – Пожал плечами и развел руки в стороны, прося ее понимания, признавая свое бессилие. – Я думаю, чтó бы мы ни сказали, это не заставит ее отказаться от поездки. Остается только смотреть за ней и стараться не допускать, чтобы она переусердствовала.

– Я и так только и делаю, что смотрю за ней, – сказала миссис Нортон, снова обиженная.

Терпеливо, устало Сид проговорил:

– Я знаю. Понимаю, как вам трудно. Я вам благодарен за все. Я просто хотел сказать, что там, на холме, я буду занят готовкой, могу чего-то не заметить. Дайте мне знать, если ей станет нехорошо.

– Ей станет нехорошо, – сказала миссис Нортон. – Можете не сомневаться.

Она толкнула дверь бедром и вышла с подносом задом наперед. Сид стоял и смотрел на затухающие колебания двери.

– Ее можно понять, – сказал он. – Ты способен вообразить себе более трудного пациента?

– Сид, – спросил я, – почему мы вообще так поступаем? Может быть, стоит отвезти все это наверх, оставить другим и вернуться сюда? Чарити и Салли есть о чем поговорить, или, если Чарити утомится, мы вернемся в гостевой дом. Тогда мы сможем прийти завтра опять и не будем чувствовать, что доконали ее.

Он принялся отрицательно качать головой, едва я заговорил, и качал, пока я не кончил.

– Может быть, она останется ради Салли, – добавил я. – Я попрошу Салли сказать, что она устала.

На секунду показалось, что эта идея в какой-то степени ему по душе, но затем он отверг и ее.

– Так получится, что Салли испортила праздник. Нет, не выходит. Чарити это спланировала, и дома она не останется. Мне кажется, не поехать будет для нее еще хуже, чем поехать.

– Миссис Нортон явно считает, что она может не на шутку себе повредить.

Он посмотрел на меня так, будто не поверил своим ушам.

– Ради всего святого, Морган, конечно, она себе повредит. И весь вред у нее – не на шутку! Она настроилась на смерть, а когда она на что-то настроилась, ее не остановить никакими силами. Ее гордость на кону. Она все спланировала, каждый шаг. – В его лице, на которое падал тускловатый северный свет, появилось что-то вызывающее, глумливое, он словно взвинчивал себя для спора или драки. – Спланировала для себя, но и про нас, остальных, не забыла. Хочешь, расскажу сценарий?

Я молчал. Стоя на кухне, мы были уже, казалось, на грани ссоры.

Нарочито манерным, учительским голосом Сид заговорил:

– Сценарий следующий. Когда она выполнит свою часть программы – или, если получится, даже раньше, – Барни должен помириться с Этель, и семья живет дальше без этой болячки. Ник возвращается из Кито, находит работу в каком-нибудь американском колледже, лучше всего в Гарварде или Йеле, женится на какой-нибудь милой девушке и создает новую ветвь семьи. Только вот Ник этого не хочет, он повел себя недисциплинированно и уехал, не согласившись. Она была очень расстроена. Но от плана не отказалась – думает, он еще образумится. Дэвид должен перестать жить отшельником на Фолсом-хилле, прекратить те поиски себя, которыми он занят, выучиться на юриста, стать адвокатом, ведущим дела о нарушении гражданских свобод, начать творить в мире добро, жениться на какой-нибудь милой девушке и создать очередную ветвь семьи. Халли, догадываюсь, на правильном пути, но ей надлежит родить еще парочку детей, пока возраст позволяет. Питеру надо завершить свою серию романов, жениться – опять-таки — на какой-нибудь милой девушке, построить коттедж на озере около лодочного сарая и создать, как ты понимаешь, еще одну ветвь семьи. Ему уже почти тридцать, пора браться за ум. Чарити выделила ему участок у озера, там провели землемерные работы, и он получил участок в качестве предбрачной взятки. Все, как ты видишь, в ажуре. Никаких недоделок.