Проблема выглядела по-иному с точки зрения вопросов обороны. Слово «оборона» в его общем понимании не способно в полной мере отразить сложившуюся ситуацию. Под «обороной» понималась не только защита границы, что уже само по себе было непростой задачей на открытой территории Трансиордании, но также и управление внутренними областями страны.

Войска крестоносцев должны были препятствовать мусульманским вторжениям. Даже если дело не доходило до крупных сражений, военные действия сопровождались уничтожением урожая и потерей собственности, что подрывало материальную базу существования крестоносцев. Любое вторжение могло привести к большой битве.

В обоих случаях замки и укрепленные города имели для крестоносцев большое значение в их стратегии. Удачное мусульманское вторжение, даже если оно приводило к опустошению больших областей, не угрожало господству крестоносцев. Если мусульмане не могли захватить замки и города для установления контроля над страной, то в таком случае рано или поздно, но им приходилось отступить. Несмотря на то что страна была в такой ситуации разорена, а финансовые потери оказывались болезненными, правление крестоносцев продолжалось, так как основные центры управления не были затронуты военными действиями.

Эти факторы сформировали военную доктрину крестоносцев. Для противостояния вторгнувшемуся в страну врагу франкам приходилась призывать в войско каждого годного к военной службе жителя города и обитателя замка. Это касалось и чисто номинальных гарнизонов. В случае поражения не оставалось, в полном смысле слова, ни одного человека для защиты крепостей. Классический пример – битва при Хаттине. После сокрушительного поражения крестоносцев, когда замки и города оказались уже не способны сами защитить себя, они открыли ворота перед победителем Салах ад-Дином.

Поэтому перед лицом возможного нападения врага крестоносцы часто колебались в выборе: решиться на авантюрную кампанию или не предпринимать никаких действий и переждать. Это не свидетельствовало о непоследовательной политике, шатаниях и отсутствии планов. Наоборот, происходила оценка имевшихся рисков и своих возможностей. Принимались во внимание и местные факторы – тип мусульманских армий и присущая им тактика.

Несмотря на численное превосходство мусульман, крестоносцы имели ряд больших преимуществ. Начиная с того, что армия крестоносцев была сплоченной силой и набиралась из местных жителей, в то время как мусульманские армии были разнородными по своему составу и воины набирались либо в Египте, либо в Дамаске. В последнем случае в их составе были уроженцы Северной Сирии (Алеппо, Хомс) и даже Месопотамии. Их сплоченность всегда была слабой (так продолжалось вплоть до середины XIII в., до правления мамлюкского султана Бейбарса), и только в исключительных случаях они находились на войне больше нескольких месяцев. Обыкновенно поход длился с самого начала лета до его последних дней, то есть захватывал период от сева до уборки урожая. Большей частью мусульманская кампания редко продолжалась больше нескольких недель, до тех пор, пока она проходила удачно и ожидались большие трофеи. Свои приемы ведения войны крестоносцы приспособили к этой мусульманской тактике. Когда численное превосходство противника было очевидным, крестоносцы избегали сражения и ждали, пока мусульманская армия не распадется. Классический пример – кампания, которая последовала за поражением крестоносцев в битве при Синн-аль-Набра (Аль-Саннабра) в июне 1113 г. Армия крестоносцев еще не успела укрыться в горах в окрестностях Тиверии, как была окружена многочисленной мусульманской армией, состоявшей из выходцев из Дамаска, Мосула и Мардина. Все это походило на окончательный разгром, тем более что в то же самое время в сельской местности Палестины вспыхнуло восстание против франков. Двадцать шесть дней крестоносцы выжидали, находясь в опаснейшем положении. Мусульмане не решились на прямую атаку, но начали опустошать сельскую местность и рассеялись спустя три недели. Подобная тактика могла бы иметь успех под Хаттином. На ней, собственно, и настаивал накануне битвы Раймунд III, граф Триполи, которого поддержал Ги де Лузиньян, но было принято иное решение под давлением их противников.

Минуло четыре поколения вооруженного противостояния, пока мусульмане поняли, что только разрушение крепостей и укрепленных городов положит конец господству крестоносцев. По-видимому, Салах ад-Дин был первым, кто разработал новую военную доктрину, а один из его наследников, правитель Дамаска аль-Малик аль-Муаззам начал систематически проводить в жизнь эту стратегию. Еще во время предварительного этапа мирных переговоров с Ричардом Львиное Сердце в Рамле (1 192) Салах ад-Дин предусматривал разрушение твердынь крестоносцев, которые представляли угрозу в будущем. Эта политика, которой методично продолжали следовать в дальнейшем, поставила крестоносцев на колени. Победные кампании и битвы крестоносцев были неэффективны, поскольку не хватало денег и рабочей силы для восстановления, повторного заселения и создания новых гарнизонов разрушенных замков. Крестоносцы имели достаточно сил только для обороны прибрежных городов. Людовик IX Святой потратил состояние на создание в них фортификационных сооружений (1250–1254), но мамлюк Бейбарс проводил систематическую политику изоляции прибрежных городов и захватывал их один за другим. Бейбарс запустил механизм разрушения, снося укрепления городов, несмотря на явные материальные потери, которые он нес, опустошая прибрежную равнину. Нет никакого сомнения в том, что его главной целью было предотвратить возможное возвращение крестоносцев, которые смогли бы использовать приморские города в качестве плацдарма для нового завоевания.

Этот резкий поворот в мусульманской стратегии привел к полной смене политики крестоносцев в XIII в. Изменение направления крестовых походов, переориентация их со Святой земли на Египет, не было вызвано ростом «джингоизма» или империалистическими устремлениями, но представляло насущную необходимость; это было последней попыткой спасти свое дело с помощью новой военной доктрины. Цель была поставить Египет на колени и вернуть Святую землю на полях сражений за Дамиетту и Каир. Победа над Египтом означала конец господства мусульман в Святой земле. Добиваясь контроля над Египтом, крестоносцы хотели выиграть время, чтобы вновь утвердиться в Святой земле и гарантировать свою безопасность. Бездарное командование и еще более провальная дипломатия лишили крестоносцев плодов замечательных побед в двух больших египетских кампаниях, так называемом 5-м Крестовом походе (1217–1221) и походе Людовика IX Святого (1248–1250).

После провала последнего похода Латинское королевство никогда больше так и не вернуло себе военную и дипломатическую инициативу. Самое лучшее, что ему оставалось сделать, это защищать себя. Жалкие остатки королевства на узкой полоске побережья продолжали обороняться: жители углубляли рвы и укрепляли стены. Находясь в обороне, перед лицом мобильного противника крестоносцы ждали генерального наступления мусульман в своих изолированных городах. Мусульманам был не нужен новый Хаттин, они могли справиться с каждым городом по отдельности. И города сдавались один за другим после короткой осады. Только осада Акры (1291) занимает достойное место в славном прошлом королевства.

Доспехи крестоносцев были, по существу, европейскими. На одной из своих монет Танкред изображен в шлеме, который покрывает нечто вроде куфии. Это не говорит о влиянии восточных традиций, но свидетельствует о том, что Танкред с типично норманнской практичностью воспользовался мусульманским головным убором для защиты от жаркого солнца Востока (он мог узнать о нем раньше еще в Южной Италии или на Сицилии).