своими штабистами. Знакомимся суховато, официально, разговор не клеится. Мы еще не посмотрели друг на друга в бою, а только в «проверке огнем» рождается дружба, возникают искренность и сердечность между бойцами. Отрастивший бороду Петерсон, чей талант полностью раскрылся на должности начхоза – по дороге к фронту именно он обеспечивал спецотряд продовольствием – тем не менее, думает, что совещание проходит холодно по иной причине. Нам нечем «подогреть» гостей: водка, выданная на дорогу, выпита в поезде, даже в фляжках у санитарок вроде поубавилось спирта. В общем-то, бородач прав: гостей мы встречаем, нарушая традиции партизанского гостеприимства, и чувствуем себя чуточку виноватыми. Но гости уйдут, и мы с Имантом [Судмалисом] снова будем отстаивать точку зрения трезвенников: водка – чертово пойло, хоть и без нее в таких случаях особенно не разговоришься. Бригада невелика – немногим более двухсот партизан. В сущности, это всего лишь часть бригады, – объясняет капитан. В районе Себежа она должна соединиться с отрядом Владимира Марго, которые уже с прошлой зимы самостоятельно формировались в пограничной зоне, но все еще не имеют радиосвязи с тылом. Так что попутчики до Себежа нас есть. А оттуда до Зилупе – рукой подать.

Калининцы уже собрались было в рейд, но поступило указание дождаться нас. Они успели разведать подходы к железной дороге, у них имеется свой проводник, который уже несколько раз успешно переходил линию фронта. Сам капитан думает, что без боя мы не пройдем. Стычки в дальней дороге неизбежны, поскольку местность безлесная, голая – укрыться трудно. Остальные настроены оптимистично: железную дорогу охраняет батальон австрийцев, с которыми у партизан что-то вроде неписаного соглашения о ненападении. Подрывники «железку» в этом районе не трогают, и австрийцы, в свою очередь, делают, вид, что не замечают тех, кто переходит фронт. Разумеется, пропускают партизан втайне от немцев. Резон у них один – гитлеровцы пригрозили послать «австрияков» на Волгу, если в их зоне будут взорваны пути. Конечно, не такие уж мы зеленые, чтобы верить этим охотничьим байкам, а на душе все-таки легчает

Договариваемся о порядке следования. Повозки оставляем, все хозяйство придется нести на себе. Три отряда калининцев пойдут впереди, латыши замкнут колонну. Капитан просит нас выделить головной дозор и – на всякий случай – группу автоматчиков для бокового прикрытия. Его доводы логичны – наш отряд втрое богаче автоматами, и мы без лишних слов соглашаемся. Логично и то, что капитан Лисовский будет командовать всей колонной. Он обладает тем, чего нам всем не хватает, – военным образованием, офицерским званием и навыками штабного работника. Да, во вражеском тылу Лисовский не бывал, но зато у его помощников достаточный опыт партизанской борьбы. Простой и открытый комиссар калининцев В.Вакарин быстро и безоговорочно завоевывает наши: симпатии. В отличие от сдержанного, замкнутого командира, он – человек живой, и легко находит со всеми общий язык. Весельчаком оказывается начальник разведки Василий Баранов, отрастивший щеголеватую бородку. Похоже, становится общим правилом для партизан: разведчики – народ веселый, начальники штабов – серьезные, рассудительные. Таким является и начштаба калининцев Иван Васьков, так сказать, главный стратег нашего рейда. Калининцы берут нас с собой без колебаний, хотя еще не имели возможности убедиться, чего стоят «западники». Но мы-то помним, как опозорились в глазах ленинградцев этим летом. Когда в первую же ночь рейда позволил и фрицам рассечь нашу походную колонну. И тем не менее сейчас мы для капитана – находка: вместе с ним пойдет целая рота автоматчиков.

Вторая половина дня. Командир вшивает в шов гимнастерки новое удостоверение личности. Оно написано на шелковом лоскутке нерастворимой краской, внизу печать и подпись секретаря ЦК КП Латвии Яна Калнберзина. Все остальные документы остаются в тылу, с собой нельзя взять ни письма, ни записки. В руки врагу не должно попасть ни одной ниточки, по которой он смогбы выяснить наше задание. Командир тяжело вздыхает – нелегко дается ровный, незаметный стежок. Но идем в глубокий тыл – там всякое может случиться, а фрицы даже из мертвых пытаются выкачать информацию.

[…]

Издревле считались врагами латышей Черный рыцарь и Кангар3. Эту истину мы впитали с молоком матери, усвоили с колыбельных песен и – как только появился интерес к чтению – со стихов Райниса. Захватчики его холуи. Кто еще более достоин презрения? В фольклоре и поэзии появлялись новые образы, но черная душа, трусость и подлость оставались теми же. В начале нынешнего века возник целый класс кангаров – кулаков. Теперь прежний полицейский доносчик и баронский холуйчик переродился в преданного гитлеровского служаку и прихвостня.

Идет перекличка исторических эпох. У Жаниса Спуре4 под рукой сатирические стихи о черных и серых баронах. Строки их метко и беспощадно бичуют чванливость одних, подлость других, злостность этого двуединства.

«Хоть черный барон на серого плюет» – тому хоть бы хны. Утрется и прислуживает дальше. Жадность заставляет кулака унижаться, а страх перед революцией сближает его с помещиком. Ведь «оба одинаково боятся, что батрак за хлеб и землю станет драться».

Вместе приходится серым и черным

Биться с отродьем бунтарским упорно.

В Пятом году «бунтарским отродьем» были революционеры и лесные братья. Теперь стали сторонники Советской власти и красные партизаны, которых кулак намерен «извести со всем корнем».

Сумерничаем. Перед нами в импровизированном исполнении и остроумной трактовке Жаниса Спуре и Отомара Ошкална разворачиваются страницы райнисовских «Вихрей» – актуальнейшей политической сатиры. Только сейчас понимаю, что до сути сатиры народного поэта до сих пор так и не добрался, а ведь гордился, что знаю наизусть все его ставшие классикой стихи. В буржуазной хрестоматии «разжижали» сатирическую поэзию Райниса – показывали, как он порицает человеческие слабости, недостатки, а о страстном и непримиримом обличении эксплуататоров – умалчивали. Наверное, образ трусливого обывателя, «благонадежного» филистера встречается в литературе многих народов. Но у Райниса кулак, «серый барон» – явление не только социально однозначное, но и национально окрашенное.

Мы знаем – «серый барон» сам в болота, выслеживать партизан не полезет. Натравит люмпенов. Эти охотно согласятся на то, чтоб им всучили винтовки – тут тебе и власть, и выгода: «шайны» (талоны на получение водки), имущество расстрелянных и арестованных. Холуев этих немцы величают шуцманами. В народе говорят: шмуцманы (пачкуны – авт.). Редактор Жанис Спуре прошлой осенью презрительно окрестил их в своей газете «пастальянцисами» (шутами в постолах – авт.). Кличка на некоторое время прижилась в партизанском лексиконе.

[…]

3 декабря 1942 года. Вечером собираемся за деревней, готовимся выступить. «Пятерка» – так калининцы называют свою бригаду – встречает нас озорными