обратно. За исключением десятерых, которые неподвижно застыли н а снегу. Остальные, перевалив взгорок, взяли «ноги в руки». Не выскочите. Злости у нас с избытком. Добежим до взгорка, угостим как следует!.. Но тут-то мы и застопорились… Фрицев нам не догнать – овраг до краев занесен снегом. Прыгаю что есть сил ы и по грудь проваливаюсь в рыхлый снег, беспомощно барахтаюсь в нем. Большой Вилис, который наблюдал из деревни наш бросок, после боя сказал мне: «Ну и рухнул! Я уж дум ал – поп али в тебя».

Пока мы пробиваемся сквозь снег, немцы далеко отрываются от н ас. У них за поворотом дороги – подводы. Погрузив раненых и убитых, они катят прочь. «И трехножку прихватили», – сетуют наши.

Автоматные очереди немцев не достают. Бойцы Лисовского устраивают «прощальный» салют – дважды ухают из своего противотанкового ружья. Длинного и тяжелого… «Берданка» – иронизируют мои ребята. Для них ружье непривычно, кажется громоздким и лишним в походе. Впрочем, шуточки отпускают, возможно, и по иной причине: в противотанковом расчете воюет стройная, смелая и остроумная девушка – калининчанка… Собираем трофеи: два автомата, два парабеллума, винтовки, гранаты, документы, карты. Винтовки отдаем соседям. Они им пригодятся – калининская бригада в основном вооружена трофейным оружием. Подсчитываем убитых фрицев. Немного – десять, зато – квалифицированные вояки: два офицера, два инженера, несколько артиллеристов. У одних на груди железные кресты, у других «остмедайле» и тому подобные висюльки. Предполагаем, что, самое малое, десяток раненых немцы увезли с собой. Наши ребята приносят на плащпалатке тяжело раненного радиотелеграфиста. От него узнаем, что нас атаковала маршевая рота, сформированная из представителей различных родов войск, вернувшихся из отпусков и госпиталей. Частично выяснилась и судьба наших отставших товарищей. Один из трофейных автоматов – партизанский. На диске имя Виктора Крайнанса. В офицерском планшете – карты Латвии. Значит, в руки к врагам попал и заместитель командира партизанской группы Дмитриев. Живы ли они, мы так и не узнали6. Радиотелеграфист не в курсе или не хочет рассказывать… «Ну, ребята, держитесь! Еккельн7 пронюхал, что идем в Латвию», – резюмирует Ошкалн.

Соседи приносят еще одну горькую весть: ночью погибла радистка штаба бригады – она тоже отстала во время перехода. В дальнейшем радиограммы Лисовскоrо придется передавать нашим радистам…

Необычайно вкусной кажется нам после боя еда, поданная на стол гостеприимными русскими женщинами. Они уже пришли в себя от испуга. Разговорчивей стала и наша хозяйка. Убедилась, что мы – свои, хоть и говорим на чужом для нее языке. Только бы гитлеровцы, мстя за разгром, не разорили деревни!

Во второй половине дня издалека доносится рокот танков. Хорошо, что у калининцев есть «берданка». В чистом поле с гранатой к танку не подберешься. Ждем. Но ни моторизованные фрицы, ни пехота так и не появляются хотя до передовой всего километров двадцать. Нам понятна реакция немецких офицеров – атаковать еще раз малыми силами безрассудно. Теперь фрицы знают, что мы – твердый орешек. А сконцентрировать крупные силы в течение дня гитлеровцы не способны у них уже не те резервы, какие были летом. К тому же холмы вокруг деревни крутые, подножья их занесены снегом. Видно, не продраться фрицевской технике сквозь сугробы. Снова удача на нашей стороне. «Пусть нам будет хуже», – такой, прилипшей ко всем поговоркой, заканчиваем мы обсуждение возникшей ситуации.

Вечер встречаем в отличном настроении – забыта нечеловеческая усталость, отступила, притаилась боль недавних утрат. Эти сутки сплотили нас в поистине боевое подразделение. Теперь мы знаем, что те, кто выстоял пятого декабря, не подведут и в будущих боях. Да, отваги и безрассудства в этот день было достаточно…

В 18.00 мы отправляемся в путь. Бригада мобилизовала в деревне несколько подвод для тех, кто ночью обморозился и не в силах идти. Таких немало. Одни сани загружаем вещами потяжелей. Среди них – батареи для рации.

Партизаны – даже девушки – шагают после отдыха бодро. Вот только проводник этой ночью совсем занемог, у него жар, дороги толком не помнит, приходится высылать вперед разведчиков. Ночь проходит без столкновений. То ли немцы не угадали нашего направления, то ли удачно обходим засады.

Дальнейшая тактика похода тщательно продумана. Каждую ночь менять направление. Сейчас, например, слегка повернем на север… В путь будем отправляться только в темноте, чтобы враг не заметил и не выведал места нашего следующего привала. На рассвете останавливаемся в какой-нибудь глухой деревушке.

Зимний день короток, и до темноты немцы не успеют сконцентрировать крупные силы. Чем дальше от фронта, тем меньше немецких регулярных частей. Полицейский и шуцманский сброд со своими «дымарями» хорошо вооруженному и спаянному отряду не страшен.

[…]

Вернемся к записям военного времени.

…16 декабря. Мы в селе Овсянка. Примерно в километре от нас – перекресток. Со стороны Томсина уходит несколько грузовых машин на Себеж. Может, транспорт карательной экспедиции? Сидим спокойно, хоть руки чешутся. Нельзя себя обнаруживать, можно сорвать ночную операцию: обе партизанские бригады и наш отряд должны пересечь большак Себеж – Зилупе и железную дорогу.

Всего несколько дней – и полностью выяснены планы карателей. В Адереве концентрируются оккупантские части из ближайших районов – собираются окончательно разделаться с партизанами. Задача этой опочкинской группировки – гнать нас на запад. Она должна выполнять роль молота. Помня прошлое лето, гитлеровцы надеялись, что латыши без раздумий рванутся в Латвию. Удайся их вариант «молот и наковальня», худо бы нам пришлось. Но на этот раз мы сворачиваем на юг. Пусть «гостеприимные встречающие» померзнут пару дней.

Весь день со стороны Идрицы слышны взрывы и пулеметные очереди – и там немцы столкнулись с партизанами.

Ночь 17 декабря. Наша колонна спокойно переходит Себежскую железную дорогу – важную магистраль немецкой группировки «Норд». Сторожа железнодорожного переезда мы запираем в будку. Немецкий вооруженный патруль сбежал.

Вошли в славный Освее-Россоно-Себежский партизанский край, возникший с осени, когда партизаны вытеснили фрицев из городов Освея и Россоны. Останавливаемся в деревне Ручьево. Латвийская граница совсем близко – в каких-нибудь четырех-пяти километрах.

Днем к нам наведываются три латгальских парня из себежской бригады. Старший – Иоси Пелычев – из Видрижей Бригской волости. Прослышали о латышском отряде, и вот – хотят перейти. Летом чтоб не попасть на работы в Германию, прятались в лесах, а в сентябре подались к русским партизанам – у латышей же своих бригад пока нет. Это звучит как упрек – и обоснованно: единого руководящего центра в тылу противника у нас еще нет. А ведь в Освейских лесах вместе с белорусскими партизанам и воюют несколько латышских