Выручают лишь воля и упорство. Если и они иссякнут, навалится безразличие, тогда – конец. Это мы знаем с предыдущего лета. Некоторые вот-вот приблизятся к опасной черте: все чаще спотыкаются, падают и уже бредут, пошатываясь, снова падают и уже поднимаются только с чьей-то помощью. Даю распоряжение распределить их поклажу, помочь выбившимся из сил. Сами ребята давно уже разобрали вещмешки девушек… Группе Судмалиса и Ариньша приказываю замкнуть колонну и следить за тем, чтобы никто не отставал.

Выдержать, выдержать, только выдержать!..

Проводник временами теряет направление. Пару раз совсем рядом выныривают из темноты силуэты построек, и мы стремительно сворачиваем в сторону. Хорошо еще, что пока только вторые петухи – немцы разоспались, не замечают нас. Это спасает и партизан Ариньша, которые, подбирая отставших, сбились с пути и за вернули в деревню, где стояла немецкая танковая часть. «Смотрим – вокруг танки. А нас никто не заметил, Часовые, наверное, зашли кофе хлебнуть», – рассказывали на следующий день заплутавшие. Имант, как всегда, не теряя хладнокровия, приказал отходить по своим же следам до тех пор, пока не наткнутся на дорогу, протоптанную в снегу нашей колонной. Долго еще бойцам Ариньша придется выслушивать подначки насчет того как они «ходили к фрицам кофе пить».

Последние два часа перед рассветом – жутки. Люди валятся с ног, теряют сознание. Среди нас уже нет таких, у кого есть силы на то, чтобы поднять, поддержать, помочь идти товарищу. Шатаемся, словно пьяные… Колонна вытянулась и грозит распасться на группки… Некоторые отстают все больше и больше… Верим, что они соберутся и догонят нас…

Ужасно – бросать товарищей? Может, остаться вместе с обессилевшими бойцами и завтра принять бой тут же, в поле? И будь что будет? Но здравый рассудок неумолим: завтра боя в открытом поле не будет, не сманеврируешь, покрошат гитлеровцы из пулеметов и минометов, и на морозе до вечера не выстоим – перемерзнем.

Тепло! Хоть пару часов на то, чтобы обогреться, отдышаться. Но деревня, в которой можно остановиться, еще далеко. Поэтому надо идти, идти и идти, иначе – полная катастрофа.

В оба конца колонны передается единственно верный приказ – не останавливаться, только вперед, ни в коем случае не расставаться с оружием!

Оно остается и при Алнисе с Дмитриевым, когда они уже больше не могут подняться. Оба – молодые, но сдало сердце… И тут мы с Ошкалном допускаем ошибку. Никто нас за нее не упрекнет, но сами себе мы ее не простим никогда. Немые позы обоих партизан настолько потрясают нас, что мы не выдерживаем… и выделяем им в помощь Леонида Рейзиньша, закончившего фельдшерскую школу и Виктора Крайнанса. «Передохнете и пойдете по нашим следам! Оставляем вам карту». Так есть хоть маленькая надежда на то, что выпутаются вчетвером… Кто знает, может, они и еще десять отставших молодых партизан догнали бы нас, не приключись новая беда.

В рассветных сумерках, когда мы пересекали дорогу на Отточку, нас заметил с горы гитлеровский пост. Пулеметчик лихорадочно застрочил по нашей растянувшейся колонне.

Жертв, правда, нет, поскольку расстояние порядочное, но в округе поднята тревога, и, едва мы пересекаем дорогу, немцы оцепляют и блокируют место перехода.

Утро пятого декабря. На рассвете, наконец, достигли Поддубья. Проделанный шестидесятикилометровый путь кажется нам кошмарным сном… Арестовав назначенного немцами старосту, выставляем посты и запрещаем жителям покидать деревню. Чем дольше командир немецкой дивизии будет в неведенье о нашем местонахождении, тем лучше: поздней начнется бой, от которого нам уже не уклониться.

Потому – хоть немного обогреться, соснуть! Ребята бухаются на голый пол и тут же засыпают. И я валюсь с ног от усталости, но мне еще – осматривать местность, выбирать оборонительные позиции. Наш отряд разместился в центре деревни, вокруг – калининцы. Сегодня – боевое крещение. Как-то оно пройдет? Посылаю на северо-восток, где извилиста я дорога входит в деревню, подкрепление – автоматчиков А.Мацпана, остальным группам отвожу участки обороны в центре Поддубья – на случай тревоги. Резерв – группа Ариньша. Наша круговая оборона должна продержаться до вечера.

Наступление немцы начинают в 13.00. Команда дежурного выбрасывает нас из бредового сна и срывает с места. Ослепнув от яркого света, падаем за сугробами и штабелями дров – над головами уже свистят пули. Да, фрицы без разведки редкой цепью шагают прямо на нас с северной стороны деревни. За собой, на заснеженном поле, оставили станковый пулемет. Он неторопливо строчит, прикрывая атакующих.

Теперь можно подсчитать силы противника: не больше роты. «Раз плюнуть!» – неуверенно шутит замерший рядом со мной Ариньш.

Я залег вместе с его бойцами – небольшой взгорок, стройные березы… «Не стрелять, подпустить ближе, совсем близко!» Неподалеку Имант деловито пристраивает за пнем свой пулемет, прилаживается к нему поудобней. Действует подчеркнуто спокойно. На мгновение даже кажется, что хитро подмигивает нам сквозь стекла очков. В вопросах партизанской тактики Андерсон отнюдь не новичок. Помнится, втолковывал на занятиях новичкам: «Не стесняйся! Подпусти фрица вплотную – пока цвета глаз не различишь! И тут уж дай ему прикурить!»

Пулеметные очереди ложатся все плотней. Фрицы сконцентрировали огонь на нас. Пули цокают о березовые стволы. Ребята с честью выдерживают проверку нервов. Вражеская цепь, пройдя ровное место, спускается в овраг, который огибает подножье холма с запада. Летом по нему, наверняка, течет ручеек… И фрицы останавливаются, словно увязнув. Странно. Всего какая-нибудь сотня метров до безмолвствующей деревни, а они уже поползли. «Почему…» – не успеваю я додумать до конца, как с восточного края Поддубья раздается выстрел. Кто-то из молодых не выдержал. Приказ теперь ни к чему. Со всех сторон ударили наши винтовки и автоматы. Судмалис берет н а мушку немецкую «трехножку». Пулемет ненадолго смолкает, и снова строчит. Очевидно, место убитого занял другой фриц. Имант продолжает дуэль, у н его более выгодная позиция, немец в открытом поле – как на ладони. Вражеский пулемет захлебывается все чаще и, наконец, смолкает совсем.

Пора! Фашист ошеломлен, прижат к земле. Надо добить его, пока не опомнился. У партизана каждый патрон на счету, его военная мудрость в таких случаях проста: «смывайся» или атакуй. На этот раз не «смыться». Надо идти вперед. Эти шестьдесят-восемьдесят арийцев нам по силам. Приказываю атаковать.

Многие в грохоте боя не расслышали моей команды – сами поняли, что пора в атаку. Весь отряд с оглушительным криком бросается вниз. Оба пулемета надежно прикрывают нас с холма. Изредка посвистывают немецкие пули. Они ни в кого не попадают. Невероятно! Но через мгновение выясняется: запала у фрицев хватило ненадолго, и они уже ползут