Такие же надежды питали отдельные руководители РОВС и в Европе. В конце 1931 г. генерал Лукомский отмечал, что «события на Дальнем Востоке могут создать для нас „белых“ такую обстановку, при которой возможно будет начать активную борьбу с большевистской властью в Сибири» [ГАРФ, ф. Р-5829, оп. 1, д. 11, л. 13]. Многие белые были уверены, что вскоре начнется советско-японская война. Отдельные офицеры и военная молодежь из городов Северного Китая и Шанхая отправились в начале 1930-х гг. по линии БРП, РОВС и семеновской организации в Маньчжурию, чтобы принять непосредственное участие в антибольшевистской борьбе.

Японские власти в Маньчжурии, со своей стороны, выказывали благоволение к антибольшевикам, хотя никогда открыто не заявляли ни о каком альянсе с антисоветской эмиграцией. К тому же, как отмечалось ранее, в японских политических кругах не было единого мнения в отношении СССР. Спектр оценок перспектив японо-советского взаимодействия был широк: от вооруженного противостояния до сотрудничества и военно-политического союза.

Быстрее других отреагировали на выступление японцев и начали искать контакты с ними маньчжурские семеновцы, фашисты и легитимисты. К наиболее ранним попыткам выяснить обстановку и начать переговоры с японцами относилась деятельность капитана 1-го ранга Шуберта, являвшегося представителем легитимистов в Японии [Русская военная эмиграция, т. 8, с. 373]. Шанхай и Пекин, где находилось руководство крупнейшими эмигрантскими организациями, первоначально заняли выжидательную позицию[468]. Свою роль здесь сыграла и предпринятая японскими войсками в начале 1932 г. попытка захватить Шанхай. Однако активное сопротивление китайских рабочих дружин и частей 19-й армии, не выполнившей приказа Чан Кайши не вступать в столкновение с японцами, а также давление держав на Японию заставили японцев отказаться от этого[469].

На протяжении всего конфликта в районе Шанхая (январь — март 1932 г.) русские роты ШВК охраняли наиболее важные участки Международного сеттльмента, в некоторых случаях участвуя в перестрелках. Создавшаяся для Шанхая военная угроза заставила власти Сеттльмента увеличить русский контингент в составе ШВК. В феврале 1932 г. русский отряд получил наименование Шанхайского Русского полка и был уже в марте увеличен до четырех рот (1-я, 2-я и 4-я — регулярные, и 3-я — волонтерская). Командиром полка до 1933 г. оставался майор Тиме, его помощником назначался капитан С. Д. Иванов (с 1933 г. — командир полка), начальником хозяйственной части — лейтенант (штабс-капитан русской службы) А. А. Шимордов. Командиром 1-й роты стал капитан П. И. Гапанович, 2-й роты — капитан М. И. Мархинин, 3-й роты — капитан Савелов, 4-й роты — капитан (генерал-майор русской службы) М. М. Соколов, с августа 1932 г. — лейтенант Поронник. Общая численность полка составила 435 человек (323 оплачиваемых чина) при 19 офицерах [Красноусов, 1984, с. 107–109; BAR. ROVS Papers, box 16, f. Time]. Для лучшей подготовки личного состава подразделений полка были учреждены унтер-офицерские курсы [Красноусов, 1984, с. 117].

В конце марта 1932 г. по постановлению Муниципального совета Международного сеттльмента Русскому полку было пожаловано знамя, представлявшее собой национальный бело-сине-красный флаг Российской империи с вышитыми на его обеих сторонах муниципальными трафаретами Сеттльмента. Церемония освящения и вручения знамени состоялась 3 апреля на поле Рейс-Корса с участием командования Шанхайского Волонтерского корпуса и представителей общественности [Красноусов, 1984, с. 110–114; BAR. ROVS Papers, box 16, f. Time]. Со словами, обращенными к русским военнослужащим, на церемонии выступил майор Тиме и другие лица[470].

В мае 1932 г. майор Тиме получил поздравление в связи с созданием Русского полка от генерала Миллера, который отмечал, что своей образцовой службой и примерным поведением полк «не только делает честь Русскому Имени, но и ведет активную антибольшевицкую работу, ибо если так хороши те, которые большевиков не признают и с ними отказываются иметь дело, то значит несомненно плохи большевики. Раз мы с большевиками антиподы, то завоевание уважения к себе является своего рода антибольшевицкой пропагандой» [BAR. ROVS Papers, box 16, f. Time]. Если Миллер именно это понимал под антибольшевистской работой, то Дитерихс был во многом прав, критикуя бездеятельность центра. Пришло письмо и от в. кн. Кирилла Владимировича, где он поздравлял командира и чинов полка с пожалованием знамени за доблестную службу и отмечал: «Мне очень приятно знать, что бывшие чины Российской Армии, служа на иностранной службе, так хорошо себя зарекомендовали» [Красноусов, 1984, с. 119].

Руководство ШВК, особенно после назначения во второй половине 1932 г. новым командиром корпуса полковника Томе, предприняло мероприятия по усилению «регулярности» Русского полка. Ужесточилась дисциплина, усилилось обучение командного и рядового состава, участились проверки, смотры, учебные тревоги. Такая ситуация устраивала не всех служащих, особенно старшего поколения, что усилило и без того высокую «текучку» кадров. В связи с этим, в конце 1933 г. Русский полк перешел на 13-месячный контракт для вновь поступавших на службу.

У майора Тиме не сложились отношения с новым командованием ШВК, как отмечал сотник Е. М. Красноусов, летописец Русского полка, во многом из-за характера самого Тиме и его отношения к службе. Тиме являлся скорее управляющим, нежели командиром полка. Сосредоточив свое основное внимание на обеспечении нормальных условий службы и сохранении полка, как постоянной единицы, в чем ему помогали широкие связи в иностранных кругах, Тиме переложил реальное руководство подразделением на своих помощников и ротных офицеров. В феврале 1933 г. под давлением командования Волонтерского Корпуса майор Тиме был вынужден уйти в отставку[471], а новым командиром Русского полка стал его бывший помощник — майор С. Д. Иванов[472].

«Программой» Иванова стал русский патриотизм, честное и ревностное отношение к своим обязанностям и упорный труд для закрепления пошатнувшегося после ухода Тиме с его широкими связями положения Русского полка собственными усилиями, без поддержки со стороны [Там же, с. 149]. С уходом Тиме ослабилась, а позднее совсем прекратилась связь с РОВС. Все усилия майора Иванова были направлены на то, чтобы Русский полк положительно зарекомендовал себя в глазах муниципалитета и тем самым сохранил свой статус. К концу 1933 г. полк практически не отличался от регулярных английских частей и показывал неизменно высокие результаты в строевой и боевой подготовке. Достаточно высокое жалование и хорошее содержание военнослужащих сделали его очень привлекательным для русской молодежи, особенно для молодых людей прибывавших в Шанхай из Маньчжурии [Там же, с. 136]. Благодаря притоку русских из Маньчжурии эмигрантское население Шанхая к середине 1930-х гг. выросло до 20 тыс. человек.

В 1932 г. было положено начало русскому любительскому спорту в Русском полку, в дальнейшем создавшему имя подразделению на различных соревнованиях и способствовавшему его популяризации. Силами служащих полка был оборудован гимнастический зал (казарма 2-й роты на Алкок род) и устроено футбольное поле. Появились спортивные команды по гимнастике, боксу, французской борьбе, волейболу, футболу, стрельбе, демонстрировавшие высокие результаты на шанхайских и международных соревнованиях. В