отмечали агенты советского консульства, «убитый китайцами» Пешков приезжал в Мукден якобы просить помощи у Дитерихса, который, в свою очередь, возлагал большие надежды на знаменитого партизанского вожака. В это же время в Мукдене находился Зыков, чей отряд был частично арестован китайцами, и Сараев[459]. Отношения между Пешковым и его соратниками по партизанской работе были «самыми враждебными» [АВПРФ, ф. 100, оп. 165, д. 15, л. 2].

В ноябре 1930 г. китайская полиция провела в Харбине обыски на квартирах белых активистов — Бордзиловского, Сычева, Бакшеева, Грызова, Мудрынина, Долова, Сушкова, В. А. Наркевича (секретарь ХКПРБ), взяв у них подписку об отказе от «политической деятельности». Обыски также проводились в помещениях некоторых эмигрантских организаций, в частности, в клубе «Санитас» [Там же, п. 26, д. 21, л. 14, 42]. После обыска в его квартире генерал Бордзиловский почел за благо оставить Харбин и вскоре перебрался в Шанхай.

На ст. Пограничная из предъявленного советским консулом списка из 20 белых активистов был арестован только один — полковник Пецко. После месячного заключения на станции его выдворили в Харбин. Из других лиц, согласно заявления китайской администрации, шестнадцать человек уже покинули Пограничную, остальные трое ни в чем предосудительном замечены не были [Там же, ф. 0100, оп. 14, п. 160, д. 15, л. 101].

Ряд русских полицейских, которых советская сторона обвинила в связях с партизанами, были перемещены в другие территориальные подразделения, но практически никто из них не был уволен. Так, много лет прослуживший в Полицейском управлении Харбина полковник Бодров, начальник харбинского отдела Урало-Приамурской группы, был переведен в поселковую полицию ст. Аньда (западная линия). После чего прекратил сообщение с Шанхаем[460].

Положение белых в Харбине усугубила смерть митрополита Мефодия (март 1931 г.), активно участвовавшего в организации антибольшевистского движения, и выход из состава Обще-Воинского Союза генерала Косьмина, который в мае 1931 г. возглавил только что образовавшуюся в результате раскола русского фашистского движения в Маньчжурии Русскую фашистскую партию (РФП)[461]. Часть офицеров из окружения Косьмина вслед за ним вступили в ряды фашистов.

В 1931–1932 гг. Западносибирское и Дальневосточное полпредства ОГПУ провели совместную агентурную разработку руководства РОВС и БРП «Таежные братья». На советской территории был ликвидирован ряд эмигрантских разведгрупп, разгромлены явки, арестованы несколько эмиссаров антибольшевистских организаций. Килограммы антисоветской («убойной»)[462] литературы, переправляемой из Китая, попадали прямо в ГПУ, советские агенты давали дезинформацию эмигрантским разведывательным структурам, выявляя настоящих пособников белых и заставляя в холостую работать представителей Обще-Воинского Союза и Братства. Особенно большой потерей для белых стал арест в январе 1932 г. И. А. Полякова, начальника боевого подотдела Шанхайского (Красновского) отдела БРП, который замыкал на себе все связи отдела за кордоном [HIA. Larin Papers, box 1, f. 1.10].

Другой крупной операцией советских спецслужб против боевых организаций эмиграции, разработанной и начавшей реализоваться в 1931 г., стала операция «Мечтатели», организованная и проведенная по типу операций «Трест» и «Синдикаты» на Западе. Операция успешно осуществлялась вплоть до 1935 г. [Базанов, 2013, с. 184–187]. На китайской территории агенты ОГПУ совершали нападения и убийства белых активистов. Так, в августе 1931 г. в харбинском районе Модягоу советские агенты тяжело ранили подполковника Мартынова и только счастливая случайность помогла ему избежать смерти [Часовой, 1931, № 66, с. 22].

На фоне активного противостояния между эмигрантским активом и советской разведкой весьма неоднозначно выглядит появление в середине 1931 г. на харбинском горизонте фигуры генерала Р. Гайды[463] в лице его представителя, бывшего капитана В. В. Бретенара, личности достаточно подозрительной[464]. Бретенер встречался с представителями эмигрантских организаций, убеждая их, что Гайда более популярен, нежели Семенов или Дитерихс, что он «больше русский, чем чех». Обещал финансовую помощь со стороны заинтересованных чехословацких структур [Аблажей, 2003, с. 134, 135]. То есть пытался внести смятение и в без того неполный и хрупкий единый фронт дальневосточных организаций. Миссия Бретенара провалилась, большинство эмигрантских организаций восприняло ее как авантюру. Тем не менее, в конце 1932 г. в Харбине была создана Всеславянская лига в Маньчжоу-го, призванная укрепить славянскую солидарность русской, польской и чешской колоний Харбина. Возглавляли лигу Бретенар и К. И. Славянский-Цыпленков, деятель Крестьянского союза [Там же, с. 135]. Здесь же подвизался генерал Клерже, который, возможно, уже в это время работал на советскую разведку[465].

С начала 1932 г. активность Дальневосточного отдела РОВС существенно сократилась. По сообщению Дитерихса генералу Миллеру, он был вынужден прекратить работу по 1-й, 2-й и 4-й линиям, сохранив только часть работы по 3-й линии, «дабы не терять связей с деревней и с контрразведкой как в СССР-ии, так и в Маньчжурии» [MRC, box 3, f. Дитерихс — Миллер]. Пришлось отказаться от работы Сычева и Мартынова, поддерживая очень скромными суммами только Аргунова и Шильникова [HIA. Petrov Papers, box. 1, f. 7]. В то же время в среде дальневосточных военных организаций значительно выросло недовольство слишком «прямолинейными» действиями Дитерихса, включая опубликование в эмигрантской прессе фамилий жертвователей в Фонд помощи России и информации о деятельности партизанских отрядов, а также его требованиями соблюдения строгой воинской дисциплины и присущим генералу «религиозным фанатизмом»[466].

С января 1932 г. начался выход из состава Дальневосточного отдела РОВС отдельных военных организаций. Первым отдел покинуло Общество Егерского полка, возглавляемое полковником Александровым, в свое время одним из инициаторов объединения военных организаций Шанхая [MRC, box 3, f. Переписка начальника Дальневосточного отдела РОВС. Дитерихс].

Таким образом, события 1929–1931 гг., несмотря на усиление объединительных тенденций в среде военной эмиграции и заметную активизацию антисоветской борьбы, показали неспособность ни одной из крупных русских военных организаций Китая как объединить вокруг себя всю антисоветскую военную эмиграцию, так и вести эффективную самостоятельную работу по ликвидации советской власти на Дальнем Востоке.

Глава 13. Русские военные организации Шанхая и Северного Китая в условиях спада антисоветской активности и нарастания внутренних противоречий (1932–1937)

В начале 1930-х гг. Китай оказался перед лицом серьезных политических перемен, вызванных развернувшейся осенью 1931 г. открытой японской агрессией в Маньчжурии. Квантунская армия, командование которой было тесно связано с радикальными военными группировками, не имея санкций центрального правительства, организовала в районе Мукдена вооруженный инцидент. В результате инцидента японские войска были введены на территорию Маньчжурии и, не встретив сильного и организованного сопротивления[467], достаточно быстро оккупировали ее. В марте 1932 г. при поддержке японцев на территории Северо-Восточного Китая было провозглашено «независимое» маньчжуро-монгольское государство Маньчжоу-го (с 1934 г. — Маньчжурская империя), во главе которого встал последний цинский император Пу И.

Приход японцев в Маньчжурию был воспринят частью радикальной антибольшевистской эмиграции с большим воодушевлением и оживлением надежд на поддержку Японией антисоветских сил эмиграции в Северо-Восточном Китае.