такой же хрупкий, как меч. На изображениях воинов Восточной Римской империи и романизированных народов Европы мы видим круглые выпуклые, явно окованные металлом щиты, видимо, с ремнями для крепления к плечу. Действительно, форма купола была наиболее прочной. За ней следовала цилиндрическая форма – такие выпуклые, сужающиеся к ногам воина щиты в форме вороньего клюва появились у ромеев во время или вскоре после Святослава. Только ни одного выпуклого щита X века ни на Руси, ни в окрестных странах не найдено.

Археологи могут предложить нам только редкие и найденные в основном не на древнерусской земле щиты викингов. Это большие, около 70 сантиметров в диаметре, плоские круглые конструкции из досок, собранные всего на одну планку, которая проходила через центр и служила рукояткой: для этого в середине щита вырезалось круглое отверстие, закрытое снаружи сильно выпуклой, до полусферы и больше, железной бляхой-умбоном. Умбон прибивался на доски большими гвоздями, острия которых смотрели наружу и были просто загнуты. Это помогало, отогнув гвозди, снять умбон с разбитого щита. На Руси времен Святослава в дружинных курганах найдено два десятка поврежденных умбонов и оковок края щита – небольших железных скобок, которых могло быть до двадцати, – а также, предположительно, металлическая ручка щита, говорящая нам о кулачном хвате[176].

Конечно, щиты делали хорошие мастера. Доски в середине щита могли быть толщиной в 1,5 сантиметра и больше, к краям они искусно стачивались. Снаружи щит обтягивался довольно тонкой кожей, поверх которой доски прошивались кожаными ремешками в нескольких местах. По краю щита мог идти стягивающий доски и защищающий край обруч из более толстой сыромятной кожи вместе или вместо мелких металлических оковок. По коже нередко делалась яркая роспись. Единственный русский щит, по останкам которого удалось определить основную окраску, был красным и очень большим – диаметром до 1 метра, с крючками для ремня, на котором щит в походе носили на спине[177].

Несмотря на красоту, щит был почти одноразовой вещью. Меч легко отрубал от него куски. Стрела, как показали эксперименты, почти непременно пронзала щит в любом месте, кроме умбона. Стрела могла затормозить, не достав воина, держащего щит в кулаке на вытянутой руке, только за счет трения древка о пробитую доску. Но мудрые предки знали об этом, делая древки стрел веретенообразными. Или заготавливали ровные побеги, например, орешника, сушили их, подвесив груз, выглаживали и… насаживали наконечник на более толстую часть. Такая стрела пролетала сквозь щит без трения. Более того, копье, даже тупое, в экспериментах чаще всего проламывало щит, оставляя в нем большую дыру и доставая щитоносца, если он не отводил копье мгновенным и точным движением щита. Боевой топор и метательное копье-сулица могли пробить щит, но могли и застрять в нем, в зависимости от силы и направления удара. Чаще всего использовать правильно сделанный щит X века даже после тренировочного боя было уже нельзя. Умбон приходилось переставлять на новый щит, поскольку старый часто уже не подлежал ремонту.

Исходя из археологии на ее нынешнем этапе, мы должны признать, что кажущаяся несокрушимой «стена щитов» означала не прочную механическую защиту строя, а предельно отточенную взаимовыручку и мгновенную реакцию на пробитие щита, со сменой разбитого щита удачливого воина и заменой не столь ловкого дружинника его товарищем из второго ряда. В «стене щитов» использовалось и удвоение толщины защиты: воин накладывал край своего щита на щит товарища слева, и его товарищ справа клал свой щит на край его щита. Для защиты от стрел и сулиц друг из второго ряда клал руку со щитом на плечо переднего воина (напомню, что щит держали за деревянную ручку в кулаке): «стена» становилась выше. Воины третьего ряда подкрепляли эту защиту, держа щит над головами передних товарищей. Получалась своего рода «черепаха», прикрытая заходящими друг за друга щитами с фронта и спереди сверху. При всей хрупкости индивидуального щита, эта мгновенно создаваемая и разбираемая при переходе к рукопашной схватке конструкция выдерживала обстрел, удары топоров и ног; крепкие мужчины могли прыгать на нее и даже ходить по ней. «Стена» была надежна, это показали многочисленные жесткие эксперименты исторических реконструкторов.

При этом отдельные щиты все равно рассыпались, и после серьезного боя их приходилось менять. Вопросы «от разума» тут лучше не задавать. Почему щиты из прямоугольных досок были круглыми? Почему иконы сбивались из досок, без единого гвоздя, крайне прочно и надежно, а щиты даже без повреждений изгибались в руках, как драккар на волне? Почему хват щита на далеком севере был кулачным, как у римских легионеров, а не локтевым, на который уже перешли в Византии под влиянием Степи? Нет ли здесь намеренного ослабления индивидуального воина по отношению к дружине? Почему мудрые мастера-саксы, тщательно вбивая металлической насечкой названия своих мастерских на каждый клинок, не делали рукояти мечей чуть длиннее? Где, наконец, романские мечи, теоретически и по изобразительным источникам ромбического сечения, которые Восточная Римская империя должна была массами ковать для своей армии?

Археологи их не нашли. А мы можем судить только по тем источникам, которые у нас есть.

Древнерусские боевые топоры имели в основном одну форму: с удлинением легкого лезвия вниз, в виде тупого крюка. Это снимало много липшего металла при переходе от обуха к острию, оставляя режущую кромку довольно длинной. Лезвие почти всегда чуть скошено внутрь, к древку, то есть топор держали как меч, перпендикулярно руке, не работая в бою кистью. При таком хвате скошенное лезвие прилетало во врага прямо, сразу нанося максимально широкую рану. При всей легкости боевых топоров, они отрубали руки, ноги и головы не хуже, чем мечи. Легкость эта говорит нам об отсутствии у противников тяжелых сплошных доспехов, которые необходимо проламывать, и об очень высокой скорости боя, для которого требовался крайний профессионализм. Боевой топор, как и меч, в принципе, мог пробить кольчугу и даже шлем. Быстрый удар внешним углом закаленного лезвия, тем более на полном скаку, резал даже сплошное железо шлема, как консервный нож. Но вытащить топор было уже невозможно. У топориков были и другие формы, например, равномерно расширяющегося к лезвию конуса или узкого лезвия против доспехов. Однако проушины под древко у всех боевых топоров непривычно для нас узки: всего 2–3 сантиметра! Древко топора – топорище – было очень тонким. Значит, и здесь ловкость воина была важнее силы. Богатырь от сохи Микула Селянинович с оглоблей в руках в дружине не котировался.

Боевой топор был не просто очень распространенным – гораздо больше, чем меч, особенно на севере Руси, – но и статусным оружием. Об этом говорят нам топоры с красивым узором, выполненным золотой и