Таким образом, отряды Лисовского нависли над коммуникациями Смоленской армии. Требовалась срочно помочь Черкасскому, а войск для этого не было. Положение мог спасти полководец, который соберет армию на месте, компенсируя недостаток средств силой своего таланта и авторитета. Царя вызвал Дмитрия Пожарского. Разрядный приказ составил «роспись» полкам. В соответствии с ней прославленный воевода должен был получить свыше семи тысяч ратников. Однако когда 29 июня «армия» Пожарского выступила из Москвы, в ней было лишь около тысячи дворян, стрельцов и казаков. А потому еще до прибытия в Боровск воевода разослал по округе сборщиков с наказом приглашать отовсюду служилых людей. Войско росло на марше. В Белеве князя Дмитрия нагнала большая группа казаков, ушедших от Баловня. Многие из них служили прежде в земских ополчениях и теперь готовы были снова поступить под команду прославленного полководца. Позже к Пожарскому пришли две тысячи служилых татар, которых он тоже включил в свою армию. Конечно, в открытом бою толку от легкой кавалерии было немного, но для маневренных сражений на большой территории степная конница подходила как нельзя лучше.

Пан Лисовский, несмотря на численный перевес своей армии, не стал дожидаться Пожарского в Карачеве. Фирменным приемом польского полководца были стремительные конные рейды. Узнав о приближении русских отрядов, «лисовичи» быстро отошли к Орлу. Но Пожарский не зря включил в состав армии татарскую кавалерию. Оторваться от преследования у поляков не получилось. 30 августа 1615 года передовой конный отряд под командованием Ивана Пушкина неожиданно ворвался в польский лагерь. К тому времени, как «лисовичи» вооружились и построились для сражения, русские успели перебить много шляхтичей. Но Лисовскому удалось прекратить панику и восстановить управление армией. Подоспевшие полки Пожарского поляки встретили уже в сомкнутом строю.

Несколько часов шло ожесточенное встречное сражение. И с каждым часом на его ход все больше влияло численное превосходство поляков. Наконец Лисовскому удалось собрать в кулак всю тяжелую конницу и нанести удар по самому слабому звену русской обороны, по легкоконному полку Исленьева. Удара панцирной кавалерии татары выдержать не смогли. Они вначале попятились, а затем бежали с поля боя. Ратники Лисовского меж тем развивали успех, опрокидывая один русский полк за другим. Но самого Пожарского поляки одолеть не смогли. Сборный отряд из дворян, стрельцов и казаков под командованием воеводы отбивался с такой яростью, что Лисовский вынужден был прекратить атаки. Польский командующий надеялся, что уцелевшая горстка бойцов сама признает поражение и покинет поле боя. Но не тут-то было… Князь Дмитрий быстро укрепился в обозе, окружив свой отряд несколькими рядами телег. У него осталось не более 600 человек, вдесятеро меньше, чем у противника. Но отходить к Волхову, как советовали соратники, Пожарский наотрез отказался. «Лучше погибнуть всем на месте, — заявил он, — чем уступить поле боя врагу!»

Это не было глупым упрямством. Воевода лучше других чувствовал обстановку, понимал ритм сражения и логику действий противника. Тяжелые потери, понесенные в ходе многочасовой битвы, произвели гнетущее впечатление на воинов Лисовского. Штурм укрепленных позиций Пожарского был невозможен без большой крови. И проливать ее предстояло наемникам, которые не рвались умирать за интересы польского короля. К тому же день подходил к концу, а начинать атаку в сумерках было не в обычаях Лисовского. Имелось еще одно важное обстоятельство, помогавшее Пожарскому держать оборону. Он верил в свои войска и ждал, что бежавшие ратники ночью вернутся в лагерь. Расчет оправдался. Поляки не стали упорствовать. Их армия отошла на две версты и расположилась на ночлег. До самого утра к русскому стану, на свет горящих костров, собирались прятавшиеся по лесам воины. Погибших оказалось сравнительно немного. К рассвету лагерь Пожарского обороняло уже около пяти тысяч человек. Теперь у Лисовского не было шансов взломать русскую оборону.

Три дня простояли друг против друга изготовившиеся к бою армии. И каждый час передышки играл на руку Пожарскому. Во-первых, он ждал подкреплений, которые уже вышли из Москвы, а Лисовскому надеяться было не на кого. Во-вторых, иноземные наемники не отличались верностью своему знамени и, при известной ловкости их можно было элементарно перекупить. Для этой цели русский воевода использовал «немцев», которые служили в его армии. По поручению Пожарского шотландский капитан Яков Шоу связался с соотечественниками и предложил им поступить на царскую службу. Английские и шотландские наемники, видя, что удача изменила их вожаку, начали переходить в русский лагерь. Войско Лисовского таяло на глазах…

Тогда польский командующий решил перехитрить судьбу. Тихо покинув место стоянки, он с остатками армии двинулся в район Кром, а затем внезапно повернул на север к Волхову и стремительно поскакал к Калуге. Лисовский рассчитывал, что ему удастся внезапным ударом захватить этот богатый город и тем восстановить пошатнувшуюся репутацию в войсках. Совершив стремительный 150-километровый марш, поляки заняли Перемышль и изготовились к броску на Калугу. Однако им не удалось перехитрить Пожарского. Воевода разгадал маневр Лисовского и послал конные сотни напрямик к Калуге. Остальные силы князь Дмитрий сконцентрировал у Тихвина, угрожая польской армии с фланга.

К самому же Перемышлю уже спешили подкрепления, собранные для Пожарского русским правительством в Казанской земле: от шести до семи тысяч татар, чувашей и черемисов. Лисовский не стал ждать развязки. Он сжег захваченный город и отошел к Вязьме, а оттуда — к Ржеву. В отступающей польской армии осталось меньше половины от ее первоначальной численности. Опасность, угрожавшая Москве с калужского направления, была ликвидирована. Однако огромное напряжение сил не прошло для Пожарского бесследно. Раны, полученные во время московского восстания 1611 года, все чаще давали о себе знать. Вскоре «припадок падучей» надолго приковал воеводу к постели. В Калуге он вынужден был сдать командование брату, Лопате-Пожарскому. Но тот не смог удержать армию под контролем. Вскоре после отхода Лисовского Лопата-Пожарский доложил в Москву, что «казанские люди все побегоша в Казань».

Находившийся в Ржеве боярин Федор Шереметев имел достаточно сил, чтобы попытаться добить Лисовского, но предпочел не рисковать, а отсидеться за крепостными стенами. Отсутствие погони и робость ржевского гарнизона ободрили польских ратников. «Лисовичи» развернулись и двинулись на восток к Угличу. Сил после боев с Пожарским оставалось немного, и потому отряд Лисовского шел проселками, обходя крупные города. Поляки разорили окрестности Ярославля, Суздаля, Мурома, Рязани и Тулы. Русские воеводы не смогли помешать стремительному рейду польской кавалерии. Только войско князя Куракина на время догнало Лисовского, когда тот, замкнув круг, вышел к Калуге с востока. Но русский командующий действовал нерешительно, и поляки без особых потерь оторвались от преследования.

Борьба с «лисовичами» очень ясно показывает, почему не сложилась военная карьера Пожарского после 1613 года. Опалы или забвения не было и в помине. Царь неоднократно предлагал своему лучшему воеводе высшие посты в армии. Иногда князь Дмитрий соглашался их занять. Но всякий раз старая болезнь валила его с ног, не позволяя довести до конца блестяще начатую кампанию. И потому Пожарский все чаще вынужден был отказываться от военных назначений. Зато после 1615 года успешно развивалась его гражданская карьера.