— Пять на запад — к югу восемь, безысходно плачет осень. — Путеводный стишок, не вяжущийся с разгаром зимы, привел нас к памятнику с изображением осины с обильно осыпающимися листьями. Более точный символ осени и не придумаешь.

— Демон на ветвях повис, он уйти пытался вниз, — продолжала декламировать я.

Пресловутый демон ненадолго вверг нас в ступор, ибо ничего подобного в округе не наблюдалось. К тому же, по утверждению Кирилла, изображения всяких демонов и горгулий совершенно не характерны для православных кладбищ. Вот на католических захоронениях — таких пруд пруди… Немного поспорив, мы снова провели осмотр местности и выявили, что на следующей могиле надгробия нет, зато растет невысокий клен, на ветвях которого красовалось нечто странное, весьма похожее на огородное чучело — небрежно сплетенное из ржавой проволоки, чьих-то косточек и ивовых прутьев. Вернее, некто мерзкий с рогами, копытами и распахнутыми крыльями. А еще вернее — просто бесформенный комок мусора, условно принятый нами за чучело. Естественно, с натяжкой и оговорками, плюс с поправкой на нашу бурную фантазию, упорно пытающуюся принять желаемое за действительное. Короче, за неимением лучшего путем коллективного голосования мы постановили, что это уродливое произведение и является искомым демоном. Острая морда твари указывала влево и вниз… На очередную могилу.

— В долгий путь из пустоты уходи теперь и ты… — На этих строчках стишок закончился.

— И чего? — опять озадачился Надир.

— Финита ля комедия, — непонятно высказался Кирилл. — Шутник, однако, этот ваш создатель путеводного стишка.

— Да никакая не финита, наоборот, все проще некуда, — довольно ухмыльнулся Спинолом. — Даже мне понятно. Ломаем? — Он вопросительно указал на плиту под клювом демона.

— Ломаем! — разрешила я.

Ломы легко пробили тонкое могильное покрытие…

— Вот, совсем другое дело! — торжествующе осклабился Спинолом.

Кирилл достал фонарик. Тонкий луч осветил пролом в плите, пустоту под нею и уходящую вниз вереницу ступенек.

— Лестница! — обрадовалась Лизка.

— Путь к Вратам! — с облегчением выдохнул Анриэн.

— Путь домой! — весомо и на сей раз совершенно уместно уточнил Надир.

Ничего не сказав, я первой шагнула на ступеньки и начала спуск.

Вереница ступенек казалась бесконечной. Узкий коридор с земляными стенами уходил вниз почти отвесно, вызывая у меня острое неприятное чувство, названное Кириллом клаустрофобией. Мне чудилось, будто мы движемся по норе, выкопанной огромным кротом-маньяком и ведущей в никуда. Вернее, никуда не ведущей, ибо в этом унылом туннеле — нависающем над нашими головами, отупляющем и угнетающем сознание — даже само восприятие времени лишилось своей обычной объективности, превратившись в нечто ирреальное. Мы находились нигде — будто зависли между мирами, отрешенно переставляя ноги со ступеньки на ступеньку. Со стен, о которые опирались наши руки, скатывались комья земли. Под ногами омерзительно булькала какая-то вязкая жижа. Понятия верха и низа давно утратили актуальность, постоянно меняясь местами, кружа нас в какой-то чудовищной карусели. А все наши жизненные рефлексы будто выродились, сведясь к однообразному и монотонному счету — ступенька, еще ступенька… Восемьдесят семь тысяч двести сорок шестая, восемьдесят семь тысяч двести сорок седьмая… И так — до беспредельности. Это становилось нестерпимым, походя на тихое умопомешательство, на веяние неумолимо приближающейся смерти!

Но вот, в один безликий момент, когда я уже почти смирилась с фактом собственного безумия, лестница внезапно закончилась…

— Ну наконец-то, слава богу! — облегченно вздохнул Кирилл, постучав по ладони бледно подмигивающим фонариком. Последним оставшимся у нас из шести. — А я-то думал — еще чуть-чуть, и мы пройдем всю землю насквозь и выберемся наружу где-нибудь в Америке!

— Девять часов, — сухо уточнила Лизка. — Мы спускались по этой лестнице девять часов!

— С чем нас и поздравляю! — насмешливо фыркнул Маврикий. — С прибытием, значит.

— С прибытием куда? — как всегда, не понял тугодум Надир.

— Да какая, собственно, разница, не важно уже, — отмахнулся Анриэн, — главное, что мы реально куда-то пришли…

На этой оптимистической ноте фонарик прощально мигнул в последний раз и погас.

— Славно. — Кирилл на ощупь нашел мою руку и крепко сжал. — Теперь мы очутились в кромешной тьме, в какой-то заброшенной шахте, на глубине черт знает сколько тысяч метров под землей. Совершенно не понятно, куда нам идти дальше и какого ляда мы вообще сюда приперлись… А сил на обратный путь уже ни у кого из нас не осталось.

— Значит, нужно перестать жалеть себя и продолжать идти вперед, — спокойным тоном сообщила я. — Иного выбора у нас нет.

Следующие несколько минут мы шагали молча, пытаясь адаптировать зрение к окружающей нас черноте. До сего момента я даже не догадывалась, что темнота может быть настолько густой, вязкой, тяжелой, непроницаемой, практически осязаемой на ощупь. Непроницаемой даже для меня! Она липла к коже, наваливалась нам на плечи, не давала дышать. Голова кружилась, в висках словно бухали два колокола, а во рту поселился навязчивый привкус желчи.

— Так сказывается банальная нехватка кислорода, — поспешил успокоить нас Кирилл, прислушиваясь к издаваемым нами хрипам и всхлипам. — Видимо, с вентиляцией тут туго, хотя какой-то минимальный приток свежего воздуха все-таки имеется. Иначе мы давно бы уже задохнулись.

— Утешил, называется, — сварливо мяукнул кот. — Типа не бойтесь братцы. Быстрая смерть от удушья вам тут не грозит. Вы будете задыхаться медленно и постепенно.

— Не каркай, полосатый, ты же не ворона! — насмешливо посоветовала ему Лизка.

— Ой, впереди виден свет или мне мерещится? — вздрогнула я, с превеликим трудом различив тоненький лучик, внезапно прорезавший тугую тьму.

— Где? — засуетились тролли.

— Там, — я вытянула руку, пытаясь ухватить спасительный проблеск, — прямо перед нами.

Еще несколько метров, и свет обрел ясные очертания. Мои спутники разразились ликующими возгласами. А спустя минут десять мы приблизились к двери, и являющейся источником этого загадочного света. Серебристая дверь в черной стене. Никаких дополнительных элементов освещения тут не было, светилась сама конструкция, выполненная из какого-то ровно фосфоресцирующего, совершенно незнакомого нам металла.

— Заперто, — разочарованно констатировал Спинолом, от всей души пнувший по двери. Металл ответил ему ровным, издевательски прозвучавшим гулом, а тролль поморщился от боли в отбитой ступне. — Судя по виду, взломать ее не удастся. К тому же на ней нет ни замка, ни петель…

— Зато у нас есть ключ от этой двери, — сообщила я, протягивая ему свою руку. Серебряное колечко, подаренное мне Маланьей и надетое на средний палец, светилось точно так же, как и дверь. Неярко, но ровно.