Г. Блюментрит как очевидец утверждал: «Его фанатичный приказ, обязывающий войска стойко держаться на каждой позиции и в самых неблагоприятных условиях, был, безусловно, правильным. Гитлер инстинктивно понял, что любое отступление по снегам и льду через несколько дней приведет к распаду всего фронта, и тогда немецкую армию постигла бы та же участь, что и Великую армию Наполеона… Таким образом, в течение многих недель поле боя медленно отодвигалось на запад» (3, с. 105).

Приказ Гитлера держаться во что бы то ни стало оказался верным решением в условиях фронтального наступления советских войск. Но этот же приказ мог стать смертным приговором группе армий «Центр», если бы операции советских войск проводились на окружение. Тогда неподвижность немецкой обороны облегчила бы задачу окружения, как это произошло с Юго-Западным фронтом в сентябре 1941 г.

Однако необоснованным было бы утверждение, что Ставка не придавала значения борьбе на флангах. Необходимость этого была столь очевидной, что в конце декабря начали проводить соответствующие мероприятия. Наиболее удачным, как оказалось, стало развертывание 4-й ударной армии на северном фланге группы армий «Центр» у озера Селигер. Фронт на этом участке обороны (около 70 км) занимали всего две немецкие пехотные дивизии.

9 января 1942 г. 4-я ударная армия под командованием генерала А.И. Еременко перешла в наступление. В полосе наступления противник имел одну дивизию и кавалерийскую бригаду. Против них было сосредоточено восемь стрелковых дивизий, отдельные лыжные батальоны, танки. Результат получился впечатляющим.

К 1 февраля советские войска продвинулись вперед на 180 км и перерезали одну из трех железнодорожных линий, питающих группу армий «Центр». До Смоленска и Витебска оставалось 70–90 км. В Смоленске находился штаб группы армий «Центр». Через город проходили две железнодорожные магистрали и Минское шоссе. Если бы удалось парализовать этот крупный транспортный узел, то снабжение немецкой обороны у Москвы фактически прервалось бы. Единственная в этом случае артерия – шоссе Рославль – Юхнов, к тому же атакуемое частями 10-й и 50-й армий, ситуацию не спасло бы. Но несколько дивизий 4-й ударной армии осуществить операцию такого масштаба уже не могли. Ее части не получали пополнения, и численность дивизий в ходе боев резко сократилась. А какие возможности были на этом участке фронта, говорит тот факт, что 3 февраля 249-я стрелковая дивизия вышла к Витебску. Но, имея в наличии лишь 1400 человек и обойденная с фланга полком противника, вынуждена была повернуть назад (4, с.177). Освобождение Витебска состоялось лишь три года спустя.

Нехватка личного состава и боеприпасов заставила к этому времени прекратить наступление и другие соединения. Соседи 4-й ударной армии – 3-я ударная и 22-я армии застряли у городов Холм и Белый, где в окружении стойко сражались немецкие гарнизоны. Противник получил столь необходимую передышку, а так успешно начавшийся прорыв 4-й ударной армии на том и закончился.

Застопорилось дело и на южном фланге группы армий «Центр». Малочисленные и скудно обеспеченные 10-я и 50-я армии не смогли развить нужного темпа наступления. Если за первую декаду января они продвинулись местами до 60 км, то к 25 января в лучшем случае – на 10–15 км. И какой ценой! Если 10 января 1942 г. 1-й гв. кавкорпус насчитывал 28 тыс. человек, 500 орудий и минометов, 8 танков, то к 7 февраля в корпусе оставалось 6 тыс. человек, в том числе 1,5 тысячи раненых. Но линии коммуникаций противника так и не были перехвачены. Его живая сила не была уничтожена, хотя потери немцев тоже были велики.

Почему так получилось? Не хватило сил? Г.К. Жуков писал в мемуарах, что Сталин, находясь под влиянием успехов контрнаступления («разгрома немецко-фашист-ских войск», хотя до этого было очень далеко), был настроен оптимистически. Он считал, что теперь немцы не выдержат ударов Красной Армии, потому возникла идея начать как можно быстрее общее наступление от Ладожского озера до Черного моря. В связи с этим 5 января 1942 г. Г.К. Жуков был вызван в Ставку для обсуждения плана общего наступления Красной Армии. Жуков высказался за сохранение приоритета западного направления. Он заявил, что под Ленинградом и на юго-западном направлении наши войска стоят перед серьезной обороной противника, и без наличия мощных артиллерийских средств они не смогут прорвать оборону, будут измотаны и понесут большие потери. Его поддержал Н.А. Вознесенский, ссылаясь на ограниченность материальных возможностей.

Выйдя из кабинета, Шапошников сказал Жукову:

– Вы зря спорили: этот вопрос был заранее решен Верховным.

– Тогда зачем же спрашивали мое мнение?

– Не знаю, не знаю, голубчик! – сказал Борис Михайлович и тяжело вздохнул (5, с. 369–370).

Верно ли излагал мемуарист свою позицию или выгораживал себя, но фактом остается главное: в самый критический период началось щедрое распыление сил и средств по всем фронтам и направлениям. В соответствии с директивой от 5.01.42 г. из одиннадцати резервных армий, находившихся в распоряжении Ставки (а вернее, Сталина), Волховский фронт получил две, Западный – три, Брянский – одну, Юго-Западный – одну… В результате нигде не хватало сил, нигде противник не был разбит, нигде не были достигнуты первоначально поставленные цели. Г.К. Жуков, с горечью вспоминая это скоропалительное безответственное решение Верховного, утверждал: «А если бы эти силы и средства были брошены на западное направление, я голову даю на отсечение, что, безусловно, противник был бы смят, разгромлен и отброшен по крайней мере, на линию Смоленска. Тем более левое крыло Северо-Западного фронта продвинулось чуть ли… не к Витебску… На этом направлении можно было запустить еще две армии дополнительно и оттуда нанести во фланг и тыл удар всей центральной группировке. А сил не было» (6, 1990, № 8, с. 95). Это, в свою очередь, стало прологом к серьезным неудачам, которые постигли Красную Армию в апреле-мае.

Но это впереди. Пока что, вспоминая события зимы 1942 г., Г. Блюментрит продолжал удивляться малопонятной ему стратегии наступающих: «Что-то вроде чуда произошло на южном фланге 4-й армии. Нам было непонятно, почему русские, несмотря на их преимущество на этом участке фронта, не перерезали дорогу Юхнов – Малоярославец и не лишили 4-ю армию ее единственного пути снабжения. По ночам кавалерийский корпус Белова, который во второй половине декабря причинил нам так много беспокойства, продвигался в нашем глубоком тылу по направлению к Юхнову. Этот корпус достиг жизненно важной для нас коммуникации, но, к счастью, не перерезал ее. Он продолжал продвигаться в западном направлении и скрылся где-то в огромных Богородицких болотах» (3, с. 106).

А дело в том, что 1-му гв. кавкорпусу было приказано пробиваться к Вязьме, на соединение с 33-й армией, наступавшей от Наро-Фоминска. Цель была вполне оправданна: через Вязьму шло снабжение не меньше половины дивизий ГА «Центр». Так что овчина стоила выделки. Но силы… Их было опять слишком мало, что решить столь масштабную оперативную задачу.

Выполняя приказ, 27 января кавкорпус прорвался через шоссе Минск – Москва в 35 км от Юхнова (о чем и вспоминал Блюментрит) и 30 января достиг Вязьмы. Туда же 1 февраля пробились три стрелковые дивизии 33-й армии. В этот район были выброшены десантные части и стянуты партизанские соединения. Но 4 февраля немцы сумели перерезать коммуникации советских войск, – будто показывая, как это надо делать, – и восстановить линию фронта. Две попытки пробить коридор к окруженным силами 49-й и 50-й армий окончились неудачей. Окруженцам пришлось перебазироваться в леса, где они вели борьбу еще целых два месяца! В апреле, при прорыве из окружения, командующий армией генерал Н.Г. Ефремов был ранен и, чтобы не попасть в плен, застрелился. Из кольца удалось выйти остаткам кавкорпуса и десантных частей, но произошло это уже в начале июня.