День пролетел. Незаметно. Арес под наблюдением. В пустой комнате, без средств связи и со связанными руками, чтобы навредить самому себе не смог.

— Да. Людей отправил. Они рассредоточились по кварталу. Все с пушками…

В глазах Пятого играет лютое веселье. Предвкушение большой заварушки. Он любит, когда шумно и на грани. Тихим будням предпочитает опасность, но всегда по сторонам оглядывается, чтобы самому под раздачу не попасть.

Пока Пятый отчитывается, рядом появляется Дрон, потирая сухие ладони.

— В себя не приходит, — о Ризване. — Пульс, давление в норме. Но лежит бревном.

Перехватив немой вопрос, отвечает:

— Жить будет. Много крови потерял, пока я добрался. Но выкарабкается. И не таких с того света вытаскивал…

— Хорошо. Следи. Глаз не спускай.

Лепила молча кивает и отходит. Возвращается на исходную позицию. Позади колышется объёмная фигура в тёмном. Нино. Полная грузинка смотрит умоляюще.

— Нет, — обрубаю. — Не проси. Не пощажу. Могу обещать только, что быстро твоего брата прикончу. Не больше.

Она словно меньше становится и отходит, переваливаясь на ходу ещё больше, чем обычно.

— Нино, — окликаю. Она поворачивается с ожиданием в тёмных глазах. — Вещи собери, — скупо. — И Тамаре тоже скажи.

— Но…

— Никаких «но». Скажи спасибо, что я не вырезал подчистую всю семью предателя… — сжимаю челюсти плотнее. — Через час вас отвезут на вокзал. Уезжайте из моего города. Не возвращайтесь. Никогда.

Отдаю распоряжения. Всем. Сам проверяю. Теперь правой руки у меня нет, чтобы мог часть груза разделить. За всё самому хвататься приходится. И от мысли, что постоянно хочется обратиться к другу, как раньше, ещё хуже становится. Тошно.

Ареса готовят к встрече. Одевают, как всегда, франтовато. Под присмотром он созванивается с Исаевыми, коротко сказав, что сделал всё. Старый лис планировал потихоньку стравливать Малую и нашего с ней ребёнка. Подменять лекарства. Гнида…

Исаевы — хитрожопые. Хорошо уселись. Одной рукой на стол накрывают, второй — моих людей убрать хотят.

Не выйдет.

Братья Исаевы соглашаются на встречу. В условленном месте. Время до того быстро пролетает, что я стопорюсь перед самым выездом.

Уехать, не повидав Малую, кощунством кажется. Поднимаюсь наверх, сталкиваясь с ней у двери просторной спальни. Личико припухшее еще немного, с небольшой синевой. Но мазь ей самую дорогую наложили — всё должно быстро сойти.

Взгляд сам детали цепляет — длинную, белую сорочку, с кружевом на полной груди. Тёмные волосы — беспорядочными волнами по плечам. И тревога. Тревога в глазах, во взмахе пушистых ресниц и в каждом жесте.

— Зачем встала? — цыркаю. — Тебе покой прописали!

— Это не означает, что я пластом лежать должна.

Делаю шаг вперёд, она отступает в комнату. За моей спиной замок дверной щёлкает.

— Ты уезжаешь?

— Да. Дело решить.

Кивает, словно не решаясь сказать ещё что-то. Брови хмурит, мнётся на месте, но потом шаг вперёд делает, обнимая за торс.

— Я чувствую, что это может быть опасно, — шепчет.

Прижимается здоровой щекой к груди. Пульс взметается вверх. Быстро и часто. Едва насквозь не прошибает. Руки сами на тонкие плечи опускаются, гладя. Малая жмётся ещё сильнее, трётся об меня сосками затвердевшими. Вызывает умопомрачение мгновенное.

— Сука ты коварная… — щиплю за сосок, потеребив острый пик. — Какой половой покой с этим? — толкаюсь бёдрами к ней, чтобы крепость дубины ощутила. Чтобы проняло до самого нутра.

— Куда поедешь? — уточняет, отстраняясь, медленно зеленющим взглядом обводит. — Рубашка белая. Брюки. Туфли. Как на праздник.

— Баб кадрить.

— А-а-а-а. Породниться с потенциальными убийцами моего ребёнка хочешь? — сверкает глазами, как бликами стали. — Удачи. С такими… гнидами, — внезапно грубое слово пускает. — … тебе светит только кровавая свадьба.

— Стой, — цепляю за плечо, когда увернуться хочет. — Это типо шутка.

— Дурная.

— Ну, да, клоун из меня хуёвый, — криво усмехаюсь. — Не научился шутить.

— И не надо.

Снова глаза поднимает. Смотрит. Спрашивает о многом немо. Ни слова не говорит, но я все её вопросы читаю. Явно. Как азбуку.

И ни на один из них у меня чёткого ответа нет, кроме того, что она сама мне нужна. Как данность. Как кровь по венам. Как кусок плоти, который отрывать будет больно.

Секунда. Другая. Третья. Или больше? Сколько времени прошло? Пока вот так — глаза в глаза. Прижимаю к себе плотнее, приподнимаю так, чтобы её лицо вровень с моим было.

— Отрава ты дрянная, знаешь? — наталкиваю губы, сминая.

Она в ответ кусает меня. Неожиданно. До крови. И следом язычком лижет, извиняясь. От толики боли все чувства оголяются до предела. Кровь кипит. В брюках тесно — по швам трещат.

Поцелуй барьеры рушит. Стены взрывает. Логику и чужую правду — на клочки рвёт. Без следа.

Вот это — есть. Стук зубов. Стоны. Языки, толкающиеся рьяно. Похоть. Страсть. Грубость. Нежность. Одержимость — брать и драть. Как шлюху последнюю, на кол насаживать. Но как единственную и любимую блядь — только для себя. Персональная моя.

Ещё немного — рвануть может. Опускаю её на пол. Трясётся вся. Пылает. Дрожит. Губы искусанные облизывает. Смеётся тихо.

— Мне нельзя, а ты мне потоп устроил.

— Неужели?

Малая одной рукой мои брюки расстёгивает и спускает вниз вместе с трусами. Болт подскакивает до пупка. Распухший и покрасневший. Малая на цыпочки привстаёт. Снова к губам тянется. Делает что-то ещё. Хер пойми что. Я только её губы влажные на своих чувствую.

Внезапно конец болта ладошкой накрывает. Влажной. Скользкой.

Воздух со свистом сквозь зубы вырывается. Она со своей звезды сливки сняла и по мне растирает.

— Реальный потоп, — стону, двигая бёдрами. Член торчит как бревно, в руку её толкаюсь. Голодный, пиздец. Много не надо. Меня от одной мысли о её мокрой щели ведёт.

Быстро и точно. Всего несколько махов — и кончить. Уляпать всё, что только можно. Даже на сорочку её брызнуть спермой.

Дышу тяжело. Глядя, как она пальцами движения замедляет.

Снова поцеловать пытается, едва выходит. Мы сталкиваемся. Друг в друга с разгона. И если бы не долбаный запрет, она бы из-под меня сутки не вылезала. Имел бы долго и грязно. Как на вертеле, крутил. Насаживал бы на член, торчащий колом.

— Я тебя сожру. Потом, как можно будет… — обещаю. — Дни отмечать буду. За каждый день простоя… отработаешь.

Позволяю себе руку под рубашку просунуть и провести пальцами между её ног. Течёт рекой. Смазка аж по бёдрам стекает.