Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Одному из… — подчёркиваю. — Запомни. Незаменимых не бывает. Другого позови.
— Сегодня я на дежурстве, — возражает она.
— А мне похуй. Звони тому, кто Арину смотрел. Андрей Максимович…
— Уже поздно. Он наверняка спит, — с улыбкой говорит.
— Не проблема. Разбудишь. Внеурочные хорошо оплачиваются. Тем более, в моей клинике.
На лице Индиры отражается лёгкое смятение и недовольство. Я Исаевым жирный кусок выделил. Один из их родни здесь директором сидит, сама Индира — одна из главных медиков. Нос задрали. Решили, что они — всюду хозяева. Только это не так.
Стул из-под ног выбить — дело двух секунд. Последствия долго разгребать придётся — единственное, что меня тормозит.
— Свободна. Иди домой. К мужу… Мы ждём врача, ведущего беременость Арины!
Индира выходит прочь. Специалистка УЗИ сидит, побелевшая, со стеной сливается.
— Выйди, — киваю. — Позвони лепиле. Чтобы через десять минут здесь был. Ясно?
— Да-да-да… — подхватывает какие-то бумажки, вылетает со скоростью пули. Из кабинета прочь.
Дверь мягко за ней закрывается. Сокращая расстояние между мной и Малой, успокоиться пытаюсь. Сам. Плохо получается.
Внутри всё взвинчено. Перекручено. Искра по бикфордову шнуру ползёт. Ближе и ближе к взрывчатке.
— Отдай, — прошу, понимая, что подобрались к острой грани. За ней всё будет иначе.
Или не будет ничего.
Накрываю пальцы Арины своими. Ледяные. Окаменевшие. Намертво сжатые. Отрицательно кивает. В лицо смотрит. Но — сквозь меня. Где-то в своих мыслях. Глубоко. На грани или уже за ней.
Херово.
Держу руки, отогревая, гладя пальцы. Они понемногу живительным теплом наполняются. Мягче линии становятся. Захват уменьшается.
— Так лучше, — разжав пальцы, отнимаю ножницы, отбрасывая в сторону.
Звенят, ударившись об стекло. Силу не рассчитал.
От громкого звука Арина словно просыпается и обмякает.
Хочется её сдавить до хруста и отхлестать по щекам за представление.
Но вместо этого сажусь рядом и в свою грудь впечатываю. Мгновение или два проходит, прежде чем ёрзать начинает. Нос капризно морщит. Бубнит что-то приглушённо. Пихает кулачками.
— Чё возишься ещё?
Отстраняюсь.
— На тебе кровь. Много крови. Дымом воняет. Меня сейчас стошнит! — выпаливает она и отсесть пытается.
— Пиздишь. Я чувствую, — не даю отстраниться. За плечи рукой удерживаю. — Что это было?
— Где? В твоём доме? Кажется, ты друга пристрелил! — смеётся, отирая слёзы. — Единственного!
— Не про то сейчас, — желваки от напряжения аж хрустят. — Здесь. В кабинете. Какого хера на людей бросаешься? — приближаю своё лицо к её. — Кровь Пороха играет?
Чуть отстраняется. Бледнеет. Глаза ледышками зелёными становятся. Губы чуть дёргаются. Нервно. Подбородок дрожит. Едва не ревёт, но всё же выдыхает:
— Может быть. И если это… это то, что позволит мне сохранить своего ребёнка в безопасности, то я папе за гены даже благодарна!
Сука. По больному. В мясо бьёт. Снова.
— Даже так, да? — скалюсь. — С Ризваном тоже о том перетирала? О папаше?
— О многом, — шипит змеёй.
Мыслями о Порохе меня опять сбивает с курса. К берегу ярости несёт. К мести. Рьяно и безумно. Удержаться пытаюсь на том, что есть здесь и сейчас. Сгребаю тёмные волосы в кулак, наматывая на пятерню. Вжимаюсь носом, до самой кожи, хороня в пушистых волосах шумное дыхание.
Сладкая. Дурная. Как мак. Опиат стопроцентный. Ещё больше дурею — в штанах пожар намечается. Болтом окаменевшим одежду едва не рвёт.
Но внутри — чуть спокойнее становится. Тише. Болтанка — но другая. С привкусом одержимости и желания жёстко выдрать её. По-мужски права заявить.
— Ризвана я не пристрелил. Подстрелил. Разница огромная, — заставляю себя сказать. — Здоровенный бычара. Выживет. Но я ему не завидую.
— Он не предатель! — пылко возражает.
Накрываю её рот ладонью.
— Тише, Порохова. Сейчас я хочу понять, какого хуя ты ножницами машешь. Кого пырнуть хочешь? — чуть крепче захват становится. Губы её ладонь жгут. Их по-другому смять хочется. А ещё лучше — привсунуть между них ствол, чтобы слюнями болт смазывала и брала. Глубоко. Сочно. — Отвечай, — хрипло.
Царапает запястье, вынуждая руку отнять.
— Вопрос не ко мне. К Исаевым. Твоя невеста хвалилась тем, что моя беременность может окончиться раньше, чем я родить успею, — выговаривает с эмоциями, глядя в глаза. — Обещала позаботиться о том, чтобы я в доме твоём не задержалась.
Внутри всё каменеет. Чувствую, что не лжёт. Сейчас она мне не лжёт. Правду говорит. Но Арес мне другое сказал, старый лис. Вспоминаю Нино, порывающуюся поговорить со мной. Сука… Надо было раньше это сделать!
— Считаешь, что Индира настолько тупая и безбашенная, чтобы ради своей сестры открыто вредить? При мне? Совсем страх потеряла? — усмехаюсь. — Фантазёрка ты…
— Я не знаю, что в том шприце было. Ты — тоже, — парирует Малая. — Шприц уже набран был! — на своём стоит. — А препараты бывают разные. Не все мгновенно действуют! Могут и через несколько часов эффект дать. Такой, что спутать можно будет с выкидышем. И объяснить всё сильным стрессом! — взмахивает рукой, желая смахнуть слезинку.
Приближаюсь быстрее, чем она это делает, и языком снимаю влагу. Горячую.
— Горькая ты, как отрава… — носом по виску влажному веду. — Но всё равно пьянящая. Как абсент.
Замирает. Дыхание её спокойнее становится. Не плачет. Голову чуть в сторону поворачивает.
— Как абсент? — недоверчиво уточняет. — Ты же не пьёшь спиртное?
— Раньше пил, — отстраняюсь. — Пробовал многое. С Исевыми… разберусь. Не нужно гонор показывать.
— Защити меня и ребёнка. Огороди от всех — не буду! — с вызовом мне бросает.
— Сука наглая, — ухмыляюсь.
В груди — жар. Руки чешутся смять её всю. Прямо здесь разложить готов. Выдрать до искр из глаз. Выколотить. Насадить на кол дымящийся и жёстко, по-грязному иметь. В самых разнузданных позах.
Но нельзя. Запрет. Половой покой. Ухмыляюсь, на её невинно-блядски рот примеряюсь.
— Нет, — отодвигается и ложится на кушетке, подложив руки под голову.
— Что — нет? — переспрашиваю.
— Не примеряйся на мой рот! — пунцовеет до самых кончиков ушей. — После всего этого. Не смей даже…
Обхватываю её щёки пальцами, сжимая их так, что губы трубочкой вытягиваются. Вперёд.
— Рот — не звезда. Захочу — выдолблю, — пальцы на пряжку ремня опускаю.