— Этой броши более двухсот лет, — графиня пригубила красное вино. На пальце блеснуло кольцо с крупным рубином. — Работа флорентийского мастера Арриго Баритоно. Мои предки были итальянцами.

— Очень красиво, — ответила «виконтесса», отводя глаза, и в который раз придирчиво осматривая стол.

Причин для беспокойства не было. Белоснежная скатерть, начищенное серебро столовых приборов, воздушный костяной фарфор минтонского сервиза — всё выглядело безупречно. Как и приготовленные блюда.

— В вас ведь тоже течёт не стылая британская кровь, — улыбнулась ей леди Линтон, стрельнув взором в Мартина. — Цвет ваших волос крайне необычен, а глаза... Такой цвет я вижу впервые.

— Предки Шэйлы из Восточной Пруссии, — пришёл на помощь граф. Закончив есть куриный салат, он приступил к цеппелинам.

— Шэйла, ты ещё не знаешь, — Стэнли не отставал от отца. Очередная клёцка легла на его тарелку.— Лорд Малгри два дня назад читал доклад на парламентской сессии и имел успех, — улыбнулся ей виконт многозначительно. — Это нельзя не отметить.

— Рада за вас, — подняла Ольга бокал с вином.

— Пока рано говорить об успехе, — спокойно отозвался его сиятельство. — На следующей неделе парламент возобновит заседания и, сдаётся мне, что эта сессия будет очень бурной. Парламентские отчёты оттеснят всё другое на второй план.

— Вопрос о Водохранилище будет решён положительно, — твёрдо сказал Стэнли. — Вот увидишь, все единодушно проголосуют за его сохранение.

— Мне бы твою уверенность, — граф выглядел ничуть не взволнованным возможным провалом своего доклада.

— В клубе лорд Грандовер высказался однозначно в твою пользу. Тебе не о чем беспокоиться, — уверил его сын.

Ольга помалкивала, хоть ей и было интересно, каким вариантом доклада воспользовался лорд Малгри. Главное, чтобы доброе дело нашло своих сторонников.

— Хоть я не знаю, о чём идёт речь, но тоже уверена в вашем успехе. За вас, — Мариам притронулась своим бокалом к бокалу мужчины. — Расскажите, в чём дело, дорогой граф.

— Это скучно, — отмахнулся он. — У нас Шэйла мастерица по части басен и стихов. Она без запинки декламирует «Евгения Онегина» на языке оригинала.

Стэнли вздёрнул бровь и внимательно воззрился на жену:

— Боюсь ошибиться, но это поэма Пушкина, которого застрелили на дуэли из-за женщины?

Леди Линтон отмалчивалась. Видимо, о великом русском поэте она услышала впервые.

— Из-за красавицы-жены, — поправила «мужа» Ольга. — Ревность. Он получил о её неверности анонимное письмо. Объяснился с женой, после чего она призналась ему в том, что принимала ухаживания Дантеса — так звали второго дуэлянта.

— Так измены не было? — разочарованно вздохнула графиня и вновь принялась за еду.

— Физической — нет, — продолжила Ольга. — Для Пушкина была важна духовная измена жены.

Мариам, не отрывая глаз от тарелки, ответила:

— По всему должен был погибнуть любовник, а умер обманутый муж.

— Обидно, — опечалилась Ольга событиями тридцатилетней давности. — Пушкин был великим поэтом. Ему было всего тридцать семь лет.

— Всякому свой крест, — подытожил Стэнли, глядя, как место опустевшей тарелки заняла другая.

Траффорд умел быть незаметным. Говяжий стейк, покрытый паштетом и измельчёнными грибами, завёрнутый в слоёное тесто и запечённый до румяной корочки, в этот раз был подан порционно.

— Очень нежный вкус, — похвалила гостья цеппелины. — Я уже успела отвыкнуть от нашей кухни. Столько новинок появилось. Так вы знаете русский язык, леди Хардинг?

— В нашей семье все знают этот язык, — высказался виконт.

— Но это же не значит, что и я буду обязана учить его? — улыбнулась леди Линтон, накрыв своей ладонью руку Мартина. — Вы же не станете настаивать на этом? — заглянула она в его лицо.

— Разумеется, нет, — улыбнулся лорд Малгри своей избраннице, а Ольгу передёрнуло.

Она потянулась за бокалом, пряча неконтролируемую нервную дрожь, думая, что вопрос покупки поместья надо бы ускорить.

— Когда вы собираетесь объявить о вашей помолвке? — заинтересованно спросил Стэнли.

— Мы ещё не решили, — ответил граф. — Спешить не станем. Мариам следует заняться вопросом о наследстве.

— Ко всему прочему, я бы хотела вернуться во Францию, но Мартин против.

Ольга поймала на себе её взгляд. Неужели она ждёт от неё поддержки? Да пусть катится, куда ей заблагорассудится! Или она хочет подчеркнуть непроизвольный переход в общении с графом с официального языка на дружеский? Кто бы сомневался.

— Мы останемся здесь, и этот вопрос больше обсуждаться не будет, — его сиятельство поглядывал на десерт: пирог из песочного теста с начинкой из сливового джема, миндального крема и миндальной крошки.

Мариам надула губы:

— Всё же я очень надеюсь на твоё благоразумие, дорогой. Здешний климат мне не показан. Ты ведь не хочешь, чтобы у меня появились эти ужасные головные боли и расстройство нервов.

— Не появятся, — уверенно пресёк граф дальнейшее давление на себя.

— Как же мне по нраву твоя уверенность, — угодливо улыбнулась графиня.

Ольга заметила в её глазах воинственный блеск. Напрасно Мартин думает, что разговор на эту тему закончен. Такие женщины, как леди Линтон, добиваются своего любой ценой или цена уступки обойдётся мужчине недёшево. Вопрос, сколько он готов заплатить, чтобы удержать рядом свою первую любовь, показался «виконтессе» очень интересным. Здесь тюльпанами и фруктами не обойтись.

После ленча Мариам ушла отдыхать в гостевую комнату, мужчины направились в курительную, а Ольга вернулась к себе.

На столике-матрёшке стояла ваза с тюльпанами; с двухъярусной фруктовницы свешивались грозди винограда. Картонные коробки, сложенные одна на другую, хоть и выглядели серо и безлико, но от них умопомрачительно пахло восточными сладостями.

«Виконтесса» открыла верхнюю коробку. Вытянутые, хрупкие на вид и уложенные в один ряд шоколадные конфеты, отличались от привычных современных не только внешним видом, но и на вкус. Излишняя горечь не портила их пикантного вкуса с лёгкой перчинкой.

В других похожих коробках Ольга нашла разноцветную пастилу и тахинную халву.

На голубой визитке она прочла: «В знак моего почтения и восхищения».

Почерк графа Малгри не оставил сомнений, кто выразил ей благодарность.

Она смотрела, как Тауни неуклюже держит иглу, движимая желанием подражать «миледи».

— Стежки делай мельче, — подсказала ей Ольга.

Они шили наряд для Тильды, а мысли «виконтессы» витали далеко от поместья. Она вспоминала библиотеку на фабрике, секретаря Катю, уборщицу Валентину Павловну. Даже мысль о Боброве не вызывала отрицательных эмоций. Прошлое казалась вымыслом, чьей-то чужой жизнью, за ходом которой она следила, подсматривая в замочную скважину. Спектакль закончился и пора вернуться в свою-чужую реальность. Но Ольга знала и другое: другая жизнь была и есть, только теперь она продолжается в параллельном мире без неё. Неужели ей предстоит прожить всю оставшуюся жизнь в этом мире? Родить детей, состариться, умереть. Никогда не познать взаимного влечения, страсти, любви, о которой так много пишут в романах и о которой приходится только мечтать.