обстрелами с бреющего полета, Двадцать пятая пехотная и Сороковая танковая бригады иорданской армии прекратили свое существование как боевые единицы. Все основные населенные пункты Западного берега были в руках израильтян. Элазар и Бен-Ари остановились, дойдя до реки Иордан.

Ночью 6 июня Даян в конце концов подчинился нажиму членов кабинета. Не оставалось сомнений, что решение ООН о прекращении огня должно быть вот-вот принято — таким образом, взять Старый город возможно было лишь до окончания военных действий. Министр обороны наложил одно жесткое ограничение: никакой артиллерийской или авиационной поддержки — чтобы не нанести ущерб святым местам. И вот 7 июня в восемь тридцать утра Гур дал команду атаковать последнюю высоту, доминирующую над Иерусалимом и все еще остававшуюся в руках иорданцев, — холм, на котором была расположена церковь Августы-Виктории. Высота была взята без особых усилий. Сразу же десантники, при участии танков, пошли во фронтальную атаку и ворвались в Львиные ворота, один из основных проходов в стенах Старого города. Продвигаясь по узкой улочке Виа Долороза, колонна вышла к древней Храмовой горе[190]. Десантники бросились к Западной стене, чтобы уничтожить засевших там снайперов. Не обошлось без потерь, но через несколько минут стрельба прекратилась. Стена Плача, мусульманские святыни “Купол над скалой” и мечеть Аль-Акса — все было в еврейских руках. Арабское вооруженное сопротивление в Иерусалиме было сломлено.

Король Хусейн дорого заплатил за свою авантюру. Он потерял 15 тыс. военнослужащих убитыми, ранеными и пропавшими без вести, а также все свои боевые самолеты и половину танков. Кроме того, он лишился половины своего Королевства, плодородных земель и доходов от туризма (суммы, получаемые от иностранных туристов, посещавших Восточный Иерусалим и Бейт-Лехем, давали почти 40 % национального дохода). Лишился он и последних прав Хашимитской династии на святые места ислама. Его прадед потерял Мекку и Медину, которые оказались принадлежащими Саудовской династии. Теперь же, с потерей мечетей Аль-Акса и “Купол над скалой”, была сведена к нулю его роль как хранителя традиций Пророка. Но он также заставил израильтян заплатить высокую цену. Во время боев с иорданскими частями погибли 160 израильских солдат и офицеров (в основном в Иерусалиме), а во время боев с египтянами — 462 израильских военнослужащих.

Но мало кто из израильтян считал, что эти потери были напрасными. Стрельба у Западной стены еще не полностью стихла, когда Шломо Горен, бывший тогда главным раввином Армии обороны Израиля, поспешил на святое место и торжествующе протрубил в шофар[191]. Вскоре туда прибыли Даян, Рабин и Эшколь, потрясенные и исполненные благоговения при виде возвращенной святыни. Прикасаясь к древним камням стены, даже закаленные бойцы не могли сдержать слез. Утром того же дня Наоми Шемер[192], выступая перед солдатами в Эль-Арише, добавила новую строфу к своей недавно написанной балладе “Золотой Иерусалим” — после того, как услышала по радио, что Старый город в руках израильтян:

Вернулись к площади, к колодцам,

Базар, как встарь, шумит,

И трубный глас зовет нас к Храму, Где Старый город спит.

В утесе скрытый вход в пещеры

Сияньем озарен,

И к морю Мертвому вернемся

Дорогой в Иерихон.[193]

Восторженно встреченная всеми израильтянами, песня “Золотой Иерусалим” стала настоящим гимном Шестидневной войны.

Возмездие на Голанских высотах

Теперь израильскому правительству оставалось принять последнее решение — относительно Сирии. Если бы возмездие не настигло самого непримиримого врага Израиля, страну, постоянно провоцировавшую пограничные конфликты, которые, по сути дела, и разожгли эту войну, если бы Сирии было позволено сохранить стратегические преимущества, которые обеспечивались Голанскими высотами, — это бы стало вызовом самой идее справедливости. Не говоря уж о непрекращающихся артиллерийских обстрелах, когда сирийские орудия обрушивали на поселения Северной Галилеи тонны снарядов. Надо заметить, что Даян, не желавший провоцировать советское руководство, и в данной ситуации выступал сторонником сдержанности и осторожности. Но, как и в ситуации со Старым городом, позиция министра обороны не была поддержана ни правительством, ни армией — не говоря уж о жителях Северной Галилеи. Именно эти люди и способствовали окончательному решению вопроса. Вечером 8 июня, когда война была окончена на всех других фронтах, председатель местного совета Верхней Галилеи и еще несколько представителей общественности приехали в Иерусалим, где делегацию принял Эшколь. Тронутый их призывами ослабить натиск противника, Эшколь решился на беспрецедентный шаг и привел делегацию на заседание кабинета министров, где они смогли высказать свою точку зрения. Реакция министров была однозначной — они высказались в пользу наступательных действий на Голанах. Помимо всего прочего, военные события продолжали развиваться по своим законам. Генерал Элазар[194], командующий Северным фронтом, имел в своем распоряжении пять бригад, и солдаты буквально рвались в бой. Желание отомстить сирийцам служило весьма действенным стимулом; в расположение Северного военного округа прибывало множество добровольцев, в том числе и тех, кто уже успел принять участие в боевых действиях на других фронтах.

В три часа утра 9 июня Даян получил информацию, что египетские и иорданские войска прекратили огонь. Тогда он, наконец, решил начать действия против северного противника. Не найдя Рабина, Даян сам позвонил Элазару в семь утра и отдал приказ атаковать. Министр обороны, не забывая об осторожности, подчеркнул, что Элазар должен действовать исключительно в северной части Голан, в районе Баниаса, и ни в коем случае не выходить за пределы демилитаризованной зоны. Собственно говоря, наступление даже в ограниченном секторе Голанских высот было в высшей степени непростым делом. Перепад высот между Голанами и израильской долиной Хула составляет в разных местах от 400 до 1700 футов. Элазар мог наступать только с запада, и именно там сирийцы соорудили самый мощный оборонительный комплекс на Ближнем Востоке. Уходя более чем на десять миль в глубь сирийской территории, сооружения представляли собой многоуровневые огневые позиции из стали и бетона, с подземными туннелями, вкопанными в землю танками, крупнокалиберными пулеметами, противотанковыми орудиями и реактивными гранатометами. Личный состав этих оборонительных сооружений включал три бригады, и в ближнем резерве имелось еще шесть бригад, причем три из них — танковые.

Элазар решил штурмовать эти чудовищные сооружения совершенно непредсказуемым образом — прорваться через самый мощный сектор обороны, представляющий особую сложность для боевых транспортных средств, однако имевший одно преимущество: дорога на Кунейтру в этом месте была продолжительностью всего в две с половиной мили от израильской границы. “Я решился на фронтальный удар в узком месте, — объяснял впоследствии Элазар. — Это было сопряжено со значительным риском… Однако преимущество этого плана состояло в