— Едем к Бабевичу? Карета свернула в переулок.

— Да. Уже недалеко.

— Ты с ним разговаривал?

— Нет. Стефан раздраженно вздохнул.

— Если это какая-то шутка, то мне не до смеха.

— Не шутка. — Борис содрогнулся, словно вспомнил что-то неприятное, гадкое. — Вы уж мне поверьте.

Они остановились у длинного дома, из которого как раз выходили шумные гости. Неподалеку стояло несколько карет. Стефану почему-то стало не по себе.

Борис не отличался впечатлительностью, и вывести его из равновесия могло только нечто очень и очень серьезное.

— Похоже, здесь развлекаются, — пробормотал Стефан, оглядываясь и не замечая никаких признаков чего-то необычного. — Сэр Чарльз среди гостей?

Борис уже соскочил на землю и привязывал поводья к коновязи.

— Дом Бабевича за углом, — сообщил он. — Подойдем со стороны конюшни. Нам лучше остаться незамеченными.

Спорить Стефан не стал и вслед за слугой свернул в темный закоулок, встретивший их отвратительной вонью. Впрочем, еще больше его беспокоили кучи мусора и грязные лужи, угрожавшие до блеска начищенным сапогам.

Место было неприятное, но самое плохое, похоже, ждало впереди.

Отворив осторожно заднюю калитку, Борис поднес палец к губам, хотя Стефан и без него прекрасно понимал, что они вступили на чужую территорию. С другой стороны, возможно, такое предупреждение и не было лишним. В конце концов, это Эдмонд едва не всю жизнь посвятил опасным играм, тогда как его брат всегда оставался законопослушным подданным короны.

Точнее, оставался до последнего времени, поскольку после знакомства с Софьей и у него появилась привычка легко переступать через законы и установления.

То-то посмеется Эдмонд, когда узнает, что в царскую тюрьму попал его миролюбивый братец.

Стефан даже усмехнулся, представив себя в цепях и колодках, и едва успел избежать встречи с низенькой каменной скамьей. Но если колено не пострадало, то панталонам повезло меньше, и они немало пострадали от разросшихся розовых кустов. Судя по всему, Бабевич давно махнул на сад рукой и по меньшей мере несколько месяцев не обращался к услугам садовника.

Впрочем, дом тоже пребывал не в лучшем состоянии и определенно нуждался в ремонте. Даже в темноте было видно, что на крыше недостает нескольких плиток, а водосточный желоб висит под косым углом. В свете дня следы упадка наверняка проступили бы с еще большей очевидностью.

Такое состояние дома объясняло, почему Бабевич связал свою судьбу с сэром Чарльзом. Только сумасшедший или человек, стоящий на грани отчаяния, решился бы шантажировать княгиню Марию.

Оставив без внимания заднюю дверь, Борис свернул за угол. Стефан двинулся за ним и резко остановился — в темноте как будто висел прямоугольник света.

Окно.

Проклятье. Он почему-то думал, что дом будет пустой. Вторжение в частное владение — серьезное преступление.

Словно не замечая сомнений напарника по авантюрному предприятию, Борис поднялся по ступенькам к двери и достал из кармана пистолет. У Стефана оружия не было, и сей факт не прибавлял уверенности. Ощущение беззащитности только усилилось, когда слуга толкнул дверь и переступил порог.

Уж не повредился ли умом бедняга?

Стефан тоже поднялся по ступенькам, но у двери остановился и осторожно заглянул внутрь. В Париже приключение закончилось тем, что в него стреляли, и получить еще одну пулю не было ни малейшего желания.

На первый взгляд ничего необычного — узкая гостиная с убогой мебелью, дешевый ковер на потертом полу. Стены обиты атласом, когда-то зеленым, но выцветшим до грязно-желтого. Тусклый свет пыльных канделябров отражался от пары картин сомнительного достоинства.

Похоже, Бабевичу не помешал бы не только садовник.

Не понимая, что необычного нашел в пустой комнате слуга, Стефан переступил порог и перевел взгляд в дальний угол.

И только тогда увидел распростертое на коврике перед камином тело.

Дыхание перехватило, взгляд как будто приклеился к незнакомому бледному лицу, обрамленному спутанными русыми волосами, и неподвижному телу в мятом вечернем наряде, испорченном пятнами застывшей крови, вытекшей из раны в груди.

Страх улетучился.

— Ступай за помощью, — бросил он Борису и шагнул к незнакомцу.

— Поздно. — Борис положил руку ему на плечо. — Помогать уже некому.

Стефан не сразу понял, что это значит. Но незнакомец все лежал без движения в луже собственной крови, уставившись в потолок невидящими глазами.

— Это Бабевич? — спросил он охрипшим голосом.

— Да.

Стефан не стал спрашивать, откуда слуга знает, что мертвец действительно Бабевич. Исполнительный Борис наверняка уже обыскал комнату.

— Ты нашел…

Он не договорил, потому что взгляд его, соскользнув с пронзенной груди, наткнулся на высовывавшийся из рукава окровавленный обрубок. Вот дьявол. Кто-то — вероятно, мерзавец, убивший Бабевича, — еще и отрубил ему руку.

Стефан пошатнулся и отвел глаза. В животе что-то заворочалось, во рту появился тошнотворный привкус. Неудивительно, что Борис выглядел таким невеселым.

— Боже.

— Да уж. — Борис легонько встряхнул герцога. — Нам надо уйти, пока никто сюда не сунулся.

Уйти? Оставить человека, пусть и мертвого, лежать в собственной крови, как какой-нибудь мусор? В этом было что-то… неприличное.

С другой стороны, а что он мог сделать? Бабевич мертв, а их присутствие в доме убитого только приведет к не нужному никому скандалу. В конце концов, власти будут обязаны спросить, что делал в доме убитого английский герцог. И что он ответит? Объяснит, что Бабевич шантажировал княгиню Марию?

— Да, нужно уходить.

Стефан оторвал взгляд от ужасной сцены, повернулся и вслед за Борисом спустился по лестнице. Они поспешили к карете.

В соседнем доме веселились, там звучал смех. На другой стороне улицы лаяли бродячие собаки. Но Стефан не видел и не слышал ничего — перед глазами стояла жуткая картина: окровавленное тело на коврике и торчащий из рукава обрубок. И, только сев в карету, он смог наконец прийти в себя.

— Я еще никогда ничего подобного… — Стефан поежился. Во рту пересохло. — Сэр Чарльз… ничем не лучше зверя…

Кони шли ровной, неспешной рысью. Теперь они ехали к центру города, и карет становилось все больше.

— Полностью с вами согласен, — кивнул Борис. — Но только я не думаю, что Бабевича убил он.

— Вот как? — Стефан удивленно взглянул на слугу. Ему и в голову не приходило, что виновным в смерти шантажиста может быть кто-то другой.

— И кто же еще, по-твоему, мог быть заинтересован в его смерти? Только не называй княгиню Марию или Александра Павловича. Они бы никогда на такое не пошли.