Эвелин сжала руку Келси.

– Мне недолго осталось, – прошептала она. – Пожалуйста. Так холодно. А мое сердце…

Келси вслушалась и поняла, что женщина права: ее сердце билось, но странно, нехотя, словно часы с кончающимся заводом – несколько ударов и пауза. Но впереди была еще немалая часть истории! Только один человек проснулся, и при виде залитого кровью ребенка, с оскаленными зубами и смертью в глазах, так испугался, что сбежал на юг, в Пустынные земли, и больше о нем никто ничего не слышал. Это происшествие разрушило союз с Кадаром, хотя его замалчивали и немногим была известна правда; самой распространенной была версия о провале переговоров. Даже в такой момент Келси не могла не удивиться, как замечательно, хоть и невольно, Эвелин помогла себе будущей, ведь если бы Тир и Кадар заключили длительный союз, Мортмин никогда бы не достиг нынешних высот. Вместо этого убийство послов – которое, по мнению короля Кадара, совершили тирийцы – испортило отношения между двумя странами на долгие годы. Когда из ниоткуда появилась молодая волшебница и начала сеять разрушения по всей Новой Европе, среди стран не было единства и поэтому ей не могли дать отпор. Но до этого были еще долгие годы. Убив кадарских послов, Эвелин сбежала на север и…

– Пожалуйста, – повторила Красная Королева.

– А сама ты не можешь? – в отчаянии спросила Келси.

– Я уже пыталась. Сдаваться – это против моей природы. Мое тело не приемлет мысли о том, что будущего нет.

Келси ей поверила; слишком заметным было страдание во взгляде Эвелин. Будь у нее выбор, эта женщина предпочла бы сама оборвать свою жизнь, держать под контролем даже свою смерть, так же, как и все вокруг. Хоть и смутно, но Келси представляла, как непросто ей было вверить свою смерть постороннему человеку.

– Я не хочу этого делать, – сказала она и с удивлением поняла, что это правда.

Эвелин мрачно усмехнулась.

– Как говорила моя мать: долг – это страшный сон желаний. Давай на этом закончим. Пожалуйста.

«Помоги мне», – взмолилась Келси, сама не зная, к кому обращается.

К Барти? К Карлин? К Булаве? К Тиру? Королева Пик, та, что была внутри нее, когда она убивала Арлена Торна – теперь она поняла, что это было убийство – пропала. И не было ничего, что могло бы ее заменить. Была лишь Келси. Она хотела снова стать самой собой, но только теперь поняла, во что ей обойдется это желание. Она чувствовала сердце Эвелин, такое уязвимое, словно оно уже лежало у Келси в ладонях.

– Скоро оно остановится само, – прошептала Эвелин. – И я боюсь, я так ужасно боюсь, что оно начнет биться для кого-то другого.

Келси помедлила, чувствуя, что какая-то часть ее все еще хочет увидеть конец истории Красной Королевы. Там был Роу Финн, а Келси еще столько нужно было узнать…

– Пожалуйста, – повторила Эвелин. – Мне приходит конец.

И это действительно было так. Келси ощутила, что сердцебиение женщины прерывается. Призраки Мерна и Торна, казалось, кружат над ней, то появляясь, то исчезая, но, как ни странно, Келси их не боялась. И Кэти тоже была здесь, требуя места в ее сознании. Келси знала, что время выходит, и подняла нож Эвелин, крепко сжав его обеими руками, чтобы не промахнуться. Как и с Мерном, она боялась, что на вторую попытку ей не хватит мужества.

– Он боится тебя, ты знаешь, – прошептала Эвелин. Она указала на сапфир Финна, который свисал с руки Келси, поблескивая отражающими огонь костра гранями. – Возьми его и закончи это.

Келси уставилась на нее, но Эвелин уже закрыла глаза.

– Я готова, дитя. Теперь только не струсь.

Келси сделала глубокий вдох. Снова перед ней возникли они – лица Мерна и Торна – но Эвелин была права: смерть бывает разной.

– Любезность, – прошептала она, смаргивая слезы.

– Да. – Губы Эвелин приподнялись в подобии улыбки. – Любезность.

Собрав всю свою решимость, Келси с силой опустила нож.

За два года, прошедшие после смерти Уильяма Тира, Кэти Райс многое узнала. Она была рядом с Джонатаном постоянно, Джонатан частенько просто знал что-то. Но дело было не только в этом. Иногда Кэти казалось, что она попала в скрытое сердце Города, в место, где спрятаны все его секреты, поэтому теперь ей столько было известно, в том числе и то, чего она предпочла бы не знать вовсе.

К примеру, она знала, что во время родов Лили Тир что-то пошло не так, и Джонатан и миссис Джонсон, акушерка, попытались сделать ей кесарево сечение. Результат был ужасен, и Лили умирала в мучениях. Теперь, наверное, ее крики будут преследовать Кэти до конца ее дней, но и это было не самым худшим. В последний момент до нее долетела отчаянная мысль Джонатана, настолько отчетливая, будто он записал ее и дал Кэти прочесть:

«Мы провалились».

Кэти не могла этого понять. Джонатан не был виноват в смерти Лили; если уж на то пошло, виноват был его отец, которому не удалось вернуться с докторами, а еще раньше сохранить Белый Корабль при Переходе – хотя Кэти на самом деле не могла винить его, помня, с какой мукой на лице вспоминал об этом Тир. Он уже достаточно наказал себя сам. Невозможно было возлагать вину на Джонатана, но Кэти знала, что он винит себя в смерти матери. Возможно, человек – не остров, но Джонатан, определенно, был по меньшей мере перешейком, и Кэти даже не пыталась убедить его в собственной невиновности. Он не принял бы утешения, пережить это он мог только сам, и ему нужно было время. Кэти изучила его достаточно хорошо, чтобы понимать это.

Она знала, что пропали еще двое детей: по пути с молочной фермы исчезла Энни Беллам, Джилл МакИнтайр пропала без следа во время игры в прятки неподалеку от школьного двора. Эти исчезновения были сами по себе ужасны, но благодаря Джонатану Кэти узнала, что это еще не все: возобновились налеты на кладбище, и за последние четырнадцать месяцев были разрыты пятнадцать могил, причем исключительно детских. Большинство жителей Города не знали о происходящем на кладбище – Кэти лично засыпала несколько могил, утрамбовав землю и засыпав ее листьями, чтобы скрыть следы раскопок – но после исчезновения дочери МакИнтайров святоши совсем распоясались. Пол Аннескотт, или, как он себя называл, брат Пол, заявил, что эти исчезновения – кара небесная, обрушившаяся на Город за недостаток веры. Кэти это совсем не удивило; потрясло ее другое – нашлись те, кто его слушал. Этого-то она и боялась: с уходом Уильяма Тира некому было заглушить все более истерический поток религиозной риторики. Мама и Джонатан пытались что-то предпринять; у Джонатана не было столь сильного, как у его отца, дара влиять на толпу, но он умел говорить красиво, когда того требовали обстоятельства, располагая к себе и спокойной, логичной манерой речи, и своим желанием добиться лучшего для всех. Но этого было недостаточно. Восемь месяцев назад около сотни горожан взялись за сооружение церкви, небольшого дощатого здания белого цвета в южной части города, а теперь, когда она была достроена, Аннескотт читал там проповеди каждое утро. Он забросил пчеловодство, но никто не посмел его в этом упрекнуть, даже Джонатан. Кэти теперь многое было известно, но как исправить то, что происходит с Городом, она не знала. Вся надежда была на то, что знал Джонатан. Но уверенности в этом не было, лишь тревожащее ощущение, что и все остальные стражи тоже охвачены сомнениями.