– Я их иногда ненавижу, – тихо заметил Джонатан. – Я знаю, что отец бы не стал, но я ненавижу. И думаю: если им так хочется разгуливать с оружием, строить заборы и жить по указке церкви, почему бы не позволить им это. Пусть себе строят город для таких же консервативных тупиц, и живут в нем, и видят, в какое дерьмовое место он превращается. Это не моя проблема.

На мгновение Кэти растерялась, не зная, что ответить, ведь раньше Джонатан не говорил ничего подобного. Перед своей стражей он демонстрировал неиссякаемый оптимизм; не произошло ничего, что нельзя было исправить, но Кэти встревожили безнадежные нотки в его голосе. Она обещала Уильяму Тиру, что защитит Джонатана, и всегда полагала, что если защита и потребуется, то от ножа. Но теперь она гадала, не имел ли Тир в виду данный конкретный момент. На нее нахлынули воспоминания: скамья на заднем дворе, Уильям Тир на скамье, она сама рядом с ним и сапфир, зажатый у нее в кулаке. Значит, Тир знал, уже тогда?

– Ты прав, – согласилась она. – Твоему отцу такое никогда и в голову бы не пришло.

– Я – не мой отец.

– Это неважно, Джонатан. Ты – все, что у нас осталось.

– Я этого не хотел! – отрезал он, отбросив ее руку. Теперь они стояли перед входом в библиотеку, и резкий голос Джонатана привлек внимание детей, сидевших на скамейке. Ребята начали с интересом поглядывать в их сторону в ожидании ссоры.

– Жаль, – заметила Кэти. Она сочувствовала Джонатану, правда – а иногда, лежа на своей узкой кровати, понимала, что сочувствует довольно сильно – но сейчас было не время для сострадания. Страж должен быть каменной стеной, а каменная стена не смягчается… Камень скорее треснет прямо посередине, чем сдвинется хоть на дюйм. Она понизила голос, помня о детях, слушающих их разговор, словно отличные маленькие приемники, готовые тут же пойти и передать его своим родителям.

– Никто не хочет сражаться, Джонатан. Но если речь о тебе, и сражаться предстоит за правое дело, ты не отступишь.

– А что, если нам суждено проиграть?

– Ты не можешь этого знать наверняка.

– Да неужели? – спросил он. Его рука скользнула к груди, и Кэти поняла, что он сжимает сапфир, спрятанный под одеждой. Отчаяние этого жеста и зависимость, которую он выдавал, внезапно привели Кэти в ярость. Она перехватила его руку, чувствуя всю фальшь этого жеста, потому что она понимала ненависть Джонатана, его презрение к этим людям, слишком глупым, чтобы понять, что они танцуют на лезвии ножа и вот-вот могут сорваться к будущему с пропастью между бедными и богатыми, с мечами и жестокостью, с работорговлей…

«Откуда тебе все это известно?»

«Я не знаю откуда, но известно.»

И это было правдой. Было ощущение, что в ее голове есть кто-то еще, и ему все известно. От понимания этого всего ее затошнило, но она отбросила все мысли прочь, сосредоточившись на Джонатане.

– Ты ничего не знаешь наверняка, – прошипела она. – Мне плевать на видения и магию. Будущее не предопределено. Мы можем изменить его в любое время.

Джонатан уставился на нее долгим взглядом, а затем внезапно улыбнулся.

– Ты смеешься надо мной? – требовательно спросила она.

– Нет, – ответил он. – Просто вспомнил, что сказал мне отец перед отъездом.

– Что?

– Сказал, что я выбрал верного стража. И что ты поможешь нам все преодолеть.

Кэти не сразу нашлась с ответом. Ее гнев утих, и она поняла, что тронута, тронута сверх всякой меры тем, что после всех этих лет она заслужила признание в глазах Уильяма Тира. Он выбрал ее для охраны своего сына.

– Кризис миновал, – пробормотал Джонатан и с сожалением покачал головой. – Но ненадолго. Ты, может, и не веришь в мои видения, но я знаю, что грядут неприятности, и они довольно крупные.

Действительно знает, неохотно призналась сама себе Кэти, но потом решила вытряхнуть это из головы, схватила Джонатана за руку и потянула в библиотеку.

– Не сейчас, предсказатель. Сейчас придется поторопиться.

Три дня спустя Роу Финн вернулся в город, один.

Судя по его виду, он потерял не меньше тридцати фунтов, вся его одежда была изодрана, как и рюкзак. Он шел, пошатываясь, и, похоже, был не в себе. Увидев Бена Маркхэма и Элису Ву, рыбачивших на берегу Кадделла, он упал в обморок.

Эта история сразу же разнеслась по городу. По словам миссис Финн, ревностно охранявшей сына от посетителей, экспедиция потерялась в горах, и ее члены один за другим скончались от переохлаждения и голода. Роу продержался дольше всех, и лишь чудом наткнулся на тропу, которая вывела его к перевалу. Он пережил путь домой благодаря корешкам и ягодам, которые собирал в бескрайнем лесу.

Город поверил в его историю. Кэти – нет.

Она все еще не видела Роу, но многое слышала. Прихожане его церкви стекались к нему рекой, горя желанием закормить его до смерти. Вирджиния, навестившая Роу два дня назад, сказала, что в доме полно еды и выпечки.

– И женщин тоже, – мрачно добавила она. – Чертовски много прихожанок этой церкви жаждут увидеть Роу, прикованного к постели, вот что я тебе скажу.

Город с редким в последнее время единодушием оплакал погибших в этой экспедиции. Смерть Джен Девлин была громадной потерей для Города. Они провели единую службу по одиннадцати погибшим, и за всю службу Кэти не проронила ни слезинки, глядя не на различных ораторов, вспоминающих погибших, а на дом Финна, заметный отсюда. Ей отчаянно хотелось расспросить Роу, но не хотелось делать это при свидетелях. Беседа могла выйти не очень вежливой. Она не хотела подозревать старого друга, но и не подозревать его не могла.

В конце концов, спустя почти неделю, ей все же удалось застать его в одиночестве. Его братья по вере отправились помолиться в поля на пару дней, а мать отправилась играть в карты к соседям. Рассказ Роу вознес миссис Финн на вершину популярности, и теперь она не нравилась Кэти еще сильнее, потому что судорожно пыталась удержать эту популярность. При виде этой женщины, радостно идущей среди других женщин, которые еще вчера не хотели ее замечать, Кэти захотелось подойти и как следует ее встряхнуть.

Кэти не стала утруждать себя стуком перед тем, как войти в дом Финнов. Добравшись до комнаты Роу, она увидела, что он все еще лежит в кровати, закрыв глаза и напоминая задремавшего ангела. Худоба сделала его еще более привлекательным, очертив скулы и подбородок, как у мраморной статуи. Кэти все время думала, кем бы стал Роу, не будь у него с рождения такого ангельского личика.

– Я знаю, что ты притворяешься, Роу.

Он распахнул глаза и улыбнулся.

– Ты всегда все знаешь, так ведь, Кэти?

– Если речь о тебе, то да. – Она подтянула себе кресло; вокруг кровати их стояло несколько штук. – Пытаешься избавиться от посетителей?

– Они правда меня утомляют.