Он совершенно забыл про отца. А холодный ветерок подул поего заднице, когда отец открыл дверь, входя с охапкой дров. Потом руки Поласхватывают его, ногти Пола впиваются в его кожу, его самого с лёгкостью, какмладенца, отрывают от перил. Через мгновение он почувствует зубы Пола, он этознает, это настоящий прилив дурной крови, сильный прилив дурной крови, нетакой, как случается у отца, когда отец видит людей, которых нет, илиустраивает кровь-бул себе или кому-то из них (Скотту, по мере того как тотвзрослеет, он устраивает кровь-бул всё реже и реже), это настоящий прилив, вотчто имел в виду отец, когда только смеялся и качал головой, если они начиналиприставать к нему с вопросом, а почему Ландро покинули Францию, пусть даже импришлось оставить там все деньги и земли, а они были богаты, Ландро былибогаты, и он собирается укусить меня, он собирается укусить меня прямо сейчас,ПРЯ-Я-ЯМО…

Но зубы Пола его не касаются. Он чувствует горячее дыханиена незащищённой левой ягодице, повыше бедра, и тут же слышится тяжёлыйдеревянный удар: отец бьёт Пола поленом по голове, держа обеими руками, со всейсилы. За ударом слышатся новые звуки: тело Пола соскальзывает с лестницы накухонный линолеум.

Скотт поворачивает голову. Он лежит, на нижних ступеняхлестницы, одетый в старую фланелевую рубашку, трусы и белые высокие носки сдырками на пятках. Одна нога практически касается пола. Он слишком потрясён,чтобы плакать. Во рту у него вкус свиного навоза. Последний удар показался емуочень уж сильным, и его богатое воображение рисует кухню, залитую кровью Пола.Он пытается вскрикнуть, но его зажатые, шокированные лёгкие могут сподобитьсятолько на жалкий писк. Он моргает и видит, что никакой крови нет, только Поллежит, уткнувшись лицом в сахарный песок, высыпавшийся из закончившей своёсуществование сахарницы, которая развалилась на четыре больших и множествомаленьких осколков. «Ей (или ему) танго уже не танцевать», — иногда говоритотец, когда что-то разбивается, тарелка или стакан, но сейчас он ничего неговорит, просто стоит в жёлтой рабочей куртке над лежащим без сознанияподростком. Снег тает на плечах и спутанных волосах, которые уже начали седеть.В одной руке (обе в перчатках) он всё ещё держит полено. Остальные валяются за егоспиной у порога, как рассыпавшиеся зубочистки. Дверь всё ещё открыта, и из неётянет холодом. И только теперь Скотт видит кровь, самую малость, струйку,текущую из левого уха Пола по щеке.

— Папа, он умер?

Отец бросает полено в дровяной ящик и проводит рукой подлинным волосам. Тающий снег блестит в щетине на щеках.

— Нет. Это было бы слишком легко.

Отец идёт к двери чёрного хода и захлопывает её, отсекаяхолодный ветерок. Каждое его движение выражает отвращение, но Скотт это видел ираньше (когда отец получал официальные письма об уплате налогов, обучении детейи тому подобном) и уверен почти на все сто процентов, что отец испуган.

А старший Лэндон возвращается и вновь встаёт надраспростёртым на полу подростком. Переминается с одной обутой в сапог ноги надругую. Потом поворачивается ко второму своему сыну.

— Помоги мне стащить его в подвал, Скотт.

Не принято задавать вопросы отцу, когда тот говорит, чтонужно что-либо сделать, но Скотт испуган. Опять же, он чуть ли не голый.Спускается на кухню и начинает натягивать штаны.

— Зачем, папа? Что ты собираешься с ним делать? И, вот чудо,отец его не бьёт. Даже не кричит на него.

— Будь я проклят, если знаю. Для начала давай оттащим еговниз, а я об этом подумаю. И быстро. В отключке он будет недолго.

— Это действительно дурная кровь? Как у Ландро? Как у твоегодяди Тео?

— А как ты думаешь, Скут? Поддерживай его голову, если нехочешь, чтобы он пересчитал ею все ступеньки. В отключке он долго не пробудет,говорю тебе, а если он начнёт снова, тебе может уже не повезти. Мне тоже.Дурная кровь сильная.

Скотт делает то, что велит отец. Это 1960-е годы, этоАмерика, люди скоро ступят на Луну, но здесь им приходится иметь дело сподростком, который вдруг превратился в зверя. Отец подростка принимает это какфакт. После первых вопросов, вызванных шоком, принимает и младший братподростка.

Когда они уже на нижних ступенях, Пол начинает подаватьпризнаки жизни. Он шевелится, из горла доносятся какие-то звуки. Спарки Лэндонберётся обеими руками за шею старшего сына и начинает душить его. Скотт кричитв ужасе и пытается схватить и оттащить отца.

— Папа, пет!

Спарки Лэндон отрывает одну руку от шеи Пола и небрежноотшвыривает младшего сына. Скотт отлетает, ударяется о стоящий посреди подваластол. На столе древний ручной печатный станок, который Пол каким-то образомпривёл в рабочее состояние. Даже отпечатал несколько рассказов Скотта, первыепубликации младшего брата. Край стола больно врезается в спину Скотта, и онморщится от боли, наблюдая, как его отец продолжает душить Пола.

— Папа, не убивай его! ПОЖАЛУЙСТА, НЕ УБИВАЙ ЕГО!

— Я не убиваю, — отвечает старший Лэндон, не оборачиваясь. —Следовало бы, но я не убиваю. Во всяком случае, пока. Дурость, конечно, но он-мой сын, мой грёбаный первенец, и я его убью, если только не останется другоговыхода. Но, боюсь, так и будет. Святая мать Мария! Пока же не убиваю. Ужасно,если придётся. Я только стараюсь, чтобы он не пришёл в себя. Ты никогда невидел ничего подобного, а я видел. Мне повезло, что я оказался у него заспиной. Здесь я мог бы гоняться за ним два часа и так и не поймать. Он бы бегалпо стенам и даже по святомамкиному потолку. А потом, когда бы я обессилел…

Старший Лэндон убирает руки с шеи Пола и всматривается вбледное лицо. Струйка крови из уха Пола уже не течёт.

— Вот! Как тебе это нравится, мать твою? Он опять вотключке. Но ненадолго. Принеси бухту верёвки из-под лестницы. Воспользуемсяею, пока ты не принесёшь цепи из сарая. Что будет потом, не знаю. Будетзависеть…

— Зависеть от чего, папа?

Отец испуган. Был ли отец когда-нибудь таким испуганным?Нет. А ещё больше Скотта пугает взгляд, каким отец смотрит на него. Потому чтомальчик чувствует, что от него потребуют.

— Полагаю, это будет зависеть от тебя, Скут. Благодаря тебеему много раз становилось лучше… и чего ты смотришь на меня большими глазами?Думаешь, я не знал? Господи, умный мальчик не может так тупить! — Онповорачивает голову и плюёт на грязный пол. — Твоими стараниями многое у негоулучшалось. Может, ты поможешь ему и теперь. Я никогда не слышал, чтобы кому-тостановилось лучше после таких приливов дурной крови… настоящей дурной крови… ноя никогда не слышал и о таких, как ты, поэтому, возможно, ты сможешь помочь.Старайся, пока не треснут щёки, как говорил мой отец. Но пока принеси мне бухтуверёвки из-под лестницы. И побыстрее, маленький поганец, потому что он…